Книга У нас всегда будет Париж - Рэй Брэдбери

Все ввалились в бар. Никто не произнес ни слова. Каждый взял порцию виски и выпил ее залпом, не утирая губы. У всех защипало глаза.

Держась ближе к выходу, командир прошептал на ухо психологу:

– Мать честная! Расходы-то какие!

– Киношные декорации, сборно-разборные и складные конструкции. Священник в церкви, разумеется, настоящий. Три профессиональных парикмахера. Один тапер.

Человек за желтозубым пианино стал наигрывать «Девушку из Сент-Луиса».

– Провизор, две буфетчицы, хозяин бильярдной, чистильщик обуви, гардеробщик, две библиотекарши, всякой твари по паре, плотники, электрики и так далее. Пришлось увеличить смету на два миллиона долларов. Гостиница настоящая. Каждый номер с удобствами. Комфорт. Мягкие постели. Остальные здания – на три четверти макеты. Но сконструированы отлично, крепятся на шпонках и пазах, ребенок за час соберет.

– А толк-то будет?

– Вы посмотрите на эти лица – уже подействовало.

– Какого же дьявола ты молчал?!

– Если бы я проговорился об этих дурацких, нелепых тратах, против меня ополчились бы все газеты, а с ними вместе сенаторы, конгрессмены и сам Господь Бог. Идиотизм, конечно, идиотизм, но ведь сработало. Это Земля. А на остальное мне плевать. Это Земля. Кусочек Земли, который можно подержать в руках и сказать: «Это в Иллинойсе, тот городок, который был мне хорошо знаком. И здания эти мне хорошо знакомы. Этот кусочек Земли будет мне опорой, а уж остальное сами построим, и тоску как рукой снимет».

– Надо же было до такого додуматься!

Команда, повеселев, заказала еще виски на круг.

– В наш экипаж, капитан, входят жители четырнадцати провинциальных городков. При отборе это учитывалось. На этой улочке стоит по одному зданию из каждого городка. Бармен, священник, бакалейщик – тридцать человек, прибывших на втором корабле, – из тех самых городков.

– Тридцать? Помимо сменного экипажа?

Психолог с удовлетворением покосился на галерею, где почти не осталось открытых дверей. Одна дверь чуть приоткрылась, а из щели на мгновение блеснул лукавый голубой глаз.

– Каждый месяц будем присылать новые неоновые вывески, новые города, новых людей, новые кусочки планеты Земля. Приоритет будет отдаваться тому, что хорошо знакомо. Знакомое успокаивает нервы. В первом раунде мы победили. И впредь будем побеждать, если не расслабимся.

Тут и там астронавты смеялись, беседовали, хлопали друг друга по плечу. Кто-то пошел в парикмахерскую подстричься, кто-то решил сыграть партию в пул, кому-то понадобилось купить продуктов, а многие направились в тихую церковь, откуда слышались звуки органа, но лишь в ту минуту, когда тапер сделал перерыв, прежде чем под хрустальной люстрой грянуло «Фрэнки и Джонни». Двое со смехом поднимались по лестнице на галерею, пока там еще оставались открытые двери.

– Капитан, я человек непьющий. Не согласитесь ли пропустить со мной в драгсторе по стаканчику ананасной шипучки?

– Что? Угу. Знаешь, у меня из головы не идет… Смит. – Командир обернулся. – В кубрике заперт. Как по-твоему, не попробовать ли нам… его выпустить, привести сюда под присмотром… ему ведь тоже полезно развеяться, пусть бы оттянулся, а?

– Отчего же не попробовать, – ответил психолог.

Тапер выкладывался на совесть: теперь звучала «Наша старая компания». Все подпевали, кто-то даже пустился в пляс, а город, как редкий бриллиант, сверкал среди бескрайней тьмы. Марс был безлюден, в черном небе светили звезды, ветер бесновался, над горизонтом поднимались луны, моря и старые города превратились в пыль. Но в парикмахерской весело крутился красно-белый цилиндр, а церковь смотрела на улицу витражами цвета кока-колы, лимонада и ежевичного вина.

Через полчаса, когда пианино наигрывало «Спешу к милой Лу», командир, психолог, а с ними некто третий вошли в аптекарский магазин и сели за столик.

– Три стакана газировки с ананасным сиропом, – заказал командир.

В ожидании они полистали журналы, поерзали на стульях, и наконец молоденькая буфетчица подала им бесподобную ананасную шипучку.

Они дружно потянулись за соломинками.

Обратный ход

– Все!

– И я!

Откинувшись на подушки, они уставились в потолок. Прошло немало времени, прежде чем им удалось отдышаться.

– Это было изумительно, – сказала она.

– Изумительно, – повторил он.

Наступила еще одна пауза; созерцание потолка продолжалось.

В конце концов она произнесла:

– Было изумительно, только…

– Что значит «только»? – не понял он.

– Было изумительно, – повторила она. – Только теперь все пошло прахом.

– Что пошло прахом?

– Наша дружба, – сказала она. – Ей цены не было, а теперь мы ее потеряли.

– Я так не считаю, – возразил он.

Она с особым вниманием изучала потолок.

– Да, – выговорила она, – это был дар свыше. Самый настоящий. Сколько мы дружили, год? Вот идиоты. Что мы натворили?

– Мы не идиоты, – сказал он.

– Я говорю то, что думаю. В минуты слабости.

– Нет, в минуты страсти, – сказал он.

– Называй как хочешь, – продолжала она, – но мы все испортили. Когда это началось? Год назад, верно? У нас были великолепные, чисто приятельские, дружеские отношения. Вместе ходили в библиотеку, играли в теннис, пили пиво, а не шампанское, и какой-то мимолетный час все это перечеркнул.

– Тебе меня не убедить, – сказал он.

– А ты задумайся, – сказала она. – Оглянись на этот час и на прошедший год. Настройся на мою волну.

Он смотрел в потолок, силясь увидеть ее волну.

Через некоторое время у него вырвался вздох.

Тогда она спросила:

– Хочешь сказать «да, я согласен»?

Он кивнул; она этого не увидела, но почувствовала.

Лежа каждый на своей подушке, они долго смотрели в потолок.

– Как бы нам вернуть все назад? – спросила она. – Надо же, какая глупость. Будто мы с тобой не знали, как это бывает у других. Прекрасно видели, как близость убивает дружбу, но нас это не остановило. Какие будут мысли? Что нам теперь делать?

– Выбраться из постели, – сказал он, – и по-быстрому приготовить завтрак.

– Это не выход, – ответила она. – Полежим тихо – может, что-нибудь придумаем.

– Я от голода извелся, – запротестовал он.

– А я, можно подумать, не извелась! Я еще больше извелась. В ожидании ответа.

– И что ты предлагаешь? А это что за звуки?

– Кажется, я заплакала. Какая нелепая потеря. Да, я плачу.