Книга У нас всегда будет Париж - Рэй Брэдбери

Психолог спустился с песчаной дюны; корабль высился на дне ночного моря, посреди планеты Марс, и вдруг на небосклоне взошли две белые луны, которые полетели взапуски, будто зловещие призраки прошлого. Командир так и остался стоять, глядя на небо и на сверкающую в вышине Землю.

Ночью Смит потерял рассудок. Провалился в темноту, но не потянул за собой тех, кто был с ним в связке. Хотя настойчиво дергал за все тросы, повергая людей в молчаливое смятение, издавал крики и вопли, стращал грядущими ужасами и пророчил близкую смерть. Но другие проявили твердость и вкалывали во тьме до седьмого пота. Никому не улыбалось искать тайное прибежище на дне бесконечной пропасти. Смит сорвался ночью. К утру он рухнул на дно. Ему вкололи успокоительное, он закрыл глаза, свернулся калачиком и был заперт в кубрике, приглушившем его вопли до едва различимого шепота. Опять наступила тишина, которую нарушали только порывы ветра и слаженные действия команды. Психолог распорядился выдать каждому дополнительный паек, добавив к нему шоколад, сигареты, бренди. Команда была у него под наблюдением. А сам он был под наблюдением у командира.

– Может, я не прав. Но сдается мне…

– Говорите.

– Что люди не созданы для таких дальних полетов в изоляции. Космическое пространство требует полной отдачи. А изоляция противна человеческой природе, это вид житейского безумия, совершенно отдельное пространство – так мне думается, – признался командир. – Ты смотри в оба: у меня у самого крыша едет.

– Продолжайте, – сказал психолог.

– А у тебя какие мысли? Не сломаемся мы тут?

– Будем держаться. Конечно, у людей настроение скверное. Если в ближайшие сутки они не успокоятся и если не прибудет сменный экипаж, то лучше нам вернуться на орбиту. От одной мысли, что они направляются к дому, им станет легче.

– Подумать только, такие средства псу под хвост. Даже стыдно, честное слово. В этот полет вбухали миллиард долларов. Что мы скажем в отчете сенату – что смалодушничали?

– Порой малодушие – единственный выход. До поры до времени человек может терпеть, а потом будет спасаться бегством, если только не найдет, кого бы обратить в бегство вместо себя. Поживем – увидим.

Взошло солнце. Луны-близнецы исчезли. Но на Марсе днем было ничуть не уютнее, чем ночью. Один из астронавтов выпустил всю обойму в какого-то зверя, который померещился ему за спиной. Другой прекратил работу, отговорившись нестерпимой головной болью, и ушел в кубрик. Хотя днем экипажу полагался отдых, заснуть удавалось лишь урывками – от врача то и дело требовали снотворного или дополнительных порций бренди. Ближе к ночи доктор с командиром решили обсудить положение.

– Надо отсюда сниматься, – сказал Уолтон. – Соренсон, к примеру, уже на грани. Даю ему ровно сутки. Бернард – то же самое. Жалко, черт возьми. Хорошие парни, что один, что другой. Просто отличные. Но в нашем центре на Земле марсианские условия не воссоздать. Никакие тесты не помогут продублировать то, чего не знаешь. От изоляции – шок, от одиночества – шок, да еще какой. Но попробовать все равно стоило. Лучше быть трусом, но остаться в здравом уме, чем стать буйно-помешанным. Я? А что я? Мне здесь хреново. Правильно наш парень сказал: домой хочу.

– Неужели отдавать приказ? – спросил командир.

Психолог кивнул.

– Дьявольщина. Ненавижу сдаваться без драки.

– А с кем здесь драться – с ветром, с пылью? Вот если бы прибыл сменный экипаж, мы бы еще поборолись, но, похоже…

– Капитан, сэр! – раздался чей-то крик.

– В чем дело?

Командир и врач оглянулись.

– Смотрите, сэр! Вот там, в небе! Сменный корабль!

И в самом деле. Из корабля и палаток высыпали люди. С заходом солнца ветер стал ледяным, но они не прятались, а стояли как вкопанные и неотрывно смотрели в небо, на огненный след, который разрастался все больше, больше и больше. Корабль номер два с грохотом выпустил длинный красный шлейф. И совершил посадку. Остыл. Команда первого корабля со всех ног бросилась вперед по дну моря, оглашая воздух криками.

– Ну? – спросил командир, отступив на шаг. – Какие будут предложения? Стартуем или остаемся?

– Раз такое дело, – ответил врач, – надо бы остаться.

– На двадцать четыре часа?

– Это как минимум, – сказал Уолтон.

Из корабля номер два выгружали необъятные контейнеры.

– Эй, полегче там! Майнуй помаленьку!

Сверяясь с инструкцией по сборке, люди стучали молотками и давили на рычаги. Психолог наблюдал за ходом работ.

– Ближе подводи! Контейнер семьдесят пять? Вот он. Ящик ноль шестьдесят семь? Сюда ставьте. Так. Открывай. Шплинт А – в гнездо Б. Шплинт Б – в гнездо В. Да-да, все правильно, отлично!

К рассвету все было готово. За восемь часов из контейнеров и ящиков появилось чудо. Стружки, вощеная бумага, картон – все это быстро убрали, каждую деталь протерли от пыли. Когда дело было сделано, команда первого корабля окружила новоявленное чудо и замерла в немом благоговении.

– Готовы, капитан?

– Черт побери! Готов!

– Врубайте!

Командир дернул рубильник.

Городок озарился светом.

– Вот это да! – не выдержал командир.

И двинулся по главной и единственной улице.

Всего-то шесть построек с каждой стороны, фасады-обманки, ярко-красные, желтые, зеленые огни. Из полудюжины невидимых музыкальных автоматов неслась музыка. Хлопали двери. На пороге парикмахерской возник человек в белом фартуке, со стальными ножницами и черной расческой в руках. У него за спиной медленно вращался зазывный цилиндр в косую красно-белую полосу. Рядом расположился аптекарский магазин с вынесенной на тротуар журнальной стойкой, шелестевшей на ветру страницами периодики; под потолком кружился вентилятор, а со стороны прилавка доносилось шипение содовой. Если заглянуть в дверь, можно было увидеть приветливую девушку в крахмальной зеленой шапочке.

Бильярдная манила толстым сукном цвета джунглей. Разноцветные шары, разложенные треугольниками, ждали, когда их разобьют. На другой стороне улицы была церковь с витражами цвета янтарного пива, земляники и лимона. У входа стоял некто в темной сутане, с белым воротничком-стойкой. Дальше – библиотека. Рядом – гостиница. «Удобные кровати. Первая ночевка бесплатно. Кондиционер». Портье за стойкой уже держал руку на серебряном колокольчике. Но устремились они не туда: их неудержимо влекло к себе строение в конце улицы – так запах воды в пыльной прерии влечет к себе стадо буйволов.

Салун «Бойкий бык».

Бармен с набриолиненной волнистой шевелюрой, с закатанными рукавами, прихваченными на волосатых бицепсах круглыми красными резинками, маячил в дверном проеме. Потом он куда-то исчез. Когда люди подошли к дверям, оказалось, что он уже хлопочет за длинной стойкой бара, полируя ее до блеска и одновременно разливая виски в тридцать искрящихся, выстроенных рядком стаканов. Над головой мягко светила хрустальная люстра. Деревянная лестница вела наверх, на галерею со множеством дверей; там витал едва уловимый запах духов.