Книга Каменная грудь - Анатолий Загорный

– Проклятые язычники… Я знал, что на них нельзя положиться… гоните их конницей, топчите их! Поистине, гнев господен обрушился на наше царство, – каждый третий или богомил, или предатель!

– Спасайся, государь!.. Измена!.. Сатана прорвал тыл!

Петр перекрестился, улыбнулся смиренно, кротко, как и подобало истому христианину. Угас луч надежды в пустой и темной, как господен храм, душе. Перед ним вдруг возникли три русских витязя. Конь лягнулся, кособоча, встал на дыбы, сбросил седока. Свита разбежалась. Царь поднялся, прячась за спину своего гетериарха.[32]

Икмор и Ратмир, залитые кровью, выставив тяжелые, до самой земли, щиты, наносили беспощадные удары. Прикрывая их сзади, шел Моргун.

На помощь царю подоспели несколько отважных всадников, вступили в схватку с великанами, а Моргун тем временем пробился к Петру. Тот дрожащими руками отстегнул бисерную мантию, выставил бесполезный меч. Моргун видел широко раскрытые от ужаса, будто бы выцветшие его глаза. По густо нарумяненным щекам катились красные ручейки пота. Мужество окончательно покинуло царя, утратилась способность распределять удары. Моргун легко выбил меч из его рук, коротко ткнул… Царь осел. Кто-то из телохранителей, в пестрых штанах и гребенчатом шлеме, зацепил его крючком алебарды за ворот и потащил в тыл, как мешок с сеном.

Моргуна достали копьем, он упал, скакнул по нему ошалелый конь, разметав пустые стремена. Рядом пал один из тысяцких, он был утыкан стрелами, как еж колючками.

Заколебался зеленый царский стяг, стал переходить с рук на руки. К нему подбирался Доброгаст с товарищами.

– Ура! – не выдержал Святослав, когда в тылу врага показался воевода Волк. – Слава русскому воинству!

Он поспешил берегом туда, где рубились новгородцы, врезался в битву, увлек за собой воспрянувший духом полк.

Болгар охватила паника. Никто из них не видел царя, но все видели страшного воеводу Волка в тылу. Будто молния ударила в войско: «Окружены!»

Стальной лес подхватило вихрем, смяло и понесло.

Один за другим западали вражеские стяги. Два или три болгарских полка еще упорно сражались, но мало-помалу бегство становилось всеобщим. Напрасно военачальники бесновались, пытались собрать разгромленное войско, размахивая хоругвями. Мелькали ноги, перетянутые красной тесьмой, катились брошенные щиты.

Доброгаст, почувствовав приступ тошноты, подмял стяг, по которому растекалось темное пятно, сел.

«Все кончено, – сказал голос изнутри, – тебе не встать, нет! Не пытайся напрасно!» Доброгаст прислушался к этому голосу, опираясь о серебряное древко, поднялся и опять сел, зажмурившись от боли. Придавило тишиной… долгой, долгой; позвоночник ослаб, голова стала запрокидываться назад и, когда раскаленный солнцем ворот кольчуги обжег затылок, Доброгаст грохнулся навзничь.

Низко кружили вороны, галдели, раскрывая уродливые клювы. Ощутив гадостный запах, Доброгаст открыл глаза, увидел на плече одного, старого, с обтрепанными крыльями. Он немигающе глянул в самые зрачки, раскрыл клюв, показывая беловатый язык, и нехотя скакнул прочь, волоча хвост в крови. Сколько времени прошло, Доброгаст не знал…

Поникшая, затоптанная трава медленно распрямлялась, с тихим шелестом поднимались из праха былинки. Выкатились на небо крупные слезы-звезды. Юноша Воик лежал рядом, широко, как бы для объятий, разметав руки и смотрел остекленелыми глазами, удивлялся, что не видит в небе Большого ковша, проливающего на землю живую воду.

Знаменитое своими походами на Византию болгарское войско было разгромлено наголову. Остатки его отступили к Доростолу и заперлись там, найдя приют у патриарха.

Тяжелым взором смотрел Святослав, как проносили убитых и раненых. Будто намного постарел – сошлись на переносице густые брови.

– Победа, князь, – подошел воевода Волк, грязный, с желто-зелеными от цветущего рогоза волосами, поднес золотой меч Петра.

Князь даже не взглянул на него.

Моргун приподнялся на носилках между двух коней:

– Я жив, князь…

– Вижу, спасибо тебе, славный витязь, – коснулся вытянутой ладонью земли Святослав.

На болгарском знамени несли Доброгаста.

– Живой или мертвый – он сотский! – бросил князь. Опираясь на плечо Волдуты, князь спустился к Дунаю, вошел в воду по грудь, охлаждая латы.

Откуда-то появились нарядные девушки – целая стая. Летники расшиты хитрыми узорами, в которых мелькает что-то родное, знакомое, на ногах праздничные лапти с вплетенными в лыко шелковыми лентами. Заробели девушки, стали бросать в реку пучки ромашек.

– Ой-ли, девицы! Свои ведь, ящероглазые? – слабо улыбаясь, повернулся к ним обмякший князь.

– Свои, княже, русские. Твоего роду-племени, – отвечали те хором, – дождались наконец соколов наших.

– Великий князь! Прибыло посольство от имени царского синклита, – доложил Белобрад, – послы сняли шапки и держат их под мышкой.

– Ну, други, – улыбнулся Святослав, захлопал ладонями по воде, – начинается дело всей моей жизни, великое дело объединения!

ВОЛЬНЫЙ ЛЮД

Слышь, сотский… надо поспешить, – приподнялся в стременах Идар, – духом болотным потянуло – дождю идти.

Идар крутил коня во все стороны, задирал бороду к небу и, раздувая ноздри, втягивал в себя крепкий соленый запах моря.

На прибрежных меловых холмах, покрытых скудной растительностью, кружились вихри, соскакивали на воду и, захлестнутые гребешками волн, рассыпались белесыми облачками. Край неба посинел, подперся тремя темными столпами; просветлели тучи крикливых чаек, словно ветер сорвал с волн и носил по воздуху клочья белоснежной пены. Солнце спряталось за сырое облако, светило тускло, как из курева костра. Свежестью дохнули холмы, каждый камень обрисовался, каждая «дива» – выветренная меловая скала – приняла свои причудливые очертания.

– Непременно идти дождю, – повторил Идар, и Доброгаст невольно полез рукою за ворот рубахи, пощупал пергамен: «Не размокнет ли?»

– Тут где-то недалече селение, – продолжал Идар, – видишь, тропа протоптана. Спустимся к морю.

Они пришпорили коней, потрусили рысью по отлогому склону холма. Мелькнуло в редкой поросли терна древнее кладбище; три избушки без окон и дверей, позеленевшие от времени, проросшие травой – дома смерти; будто кривая печенежская сабля сверкнула перед глазами – широкими взмахами поднялась из-под копыт чайка и понеслась над морем все дальше, дальше, ловя его свежее дыхание…

Доброгаст возвращался в Киев гонцом великого князя. Грамота предназначалась княгине Ольге.

Немного времени прошло с тех пор, как русское войско выступило в поход, но уже была взята вся Восточная Болгария, пали восемьдесят городов, в числе которых были Карна, Новое село, Видицов, Каварна, Мдин, Дичин, Аколятря. Почти все они сдались без боя. Открывались городские ворота, толпы простого народа наводняли улицы и площади, встречали русское воинство.