Книга Крылья Киприды - Сергей Крупняков

— Тебя ждет Верховный.

Эти слова вывели Сириска из оцепенения. Таксиарх стоял рядом. Его сопровождал воин. Сириек встал и пошел с ними. Диаф, еще не оправившийся от удара, плелся сзади. Он нес панцирь, шлем и меч — то, что было снято с одного из убитых демократов.

Они вошли внутрь палатки, укрепленной на палубе корабля. Там, окруженный воинами, стоял человек.

Его доспехи не отличались от остальных. Он стоял спиной к Сириску и смотрел на папирус, разложенный перед ним на столе. Но даже со спины его нельзя было не узнать.

— Евфрон! — возглас вырвался у Сириска.

Он даже не повернулся. Досмотрел что-то в свитке и только после этого бросил взгляд на Сириска.

— Садись, — сказал он коротко и жестом отпустил воинов. — Теперь я не Евфрон, — так же спокойно продолжал он, — а Верховный правитель Херсонеса, архистратег и наварх военного флота, а ты, Сириск, не кто иной, как сын врага нашего народа…

Молчание длилось долго. Только слышен был скрип весел, да крики чаек. Да стоны раненых на палубе…

— Что произошло? — вымолвил наконец Сириск. — Ты знаешь, я не был дома целый год… был в плену…

— Произошло то, что и должно было произойти. Болтуны в Совете довели полис до крайней разрухи. Скифы и неведомые нам племена рыщут уже не на отдаленных клерах, а рядом с поселком гончаров. Разграблены десятки усадеб. Сожжены многие клеры. Вчера я и верные мне люди…

— Ты пошел на это? Евфрон! Вспомни Афины! Еврилоха! Все, что угодно, но демократия…

— Демократия! Мы уговаривали их целую неделю! Я, все мы ходили из дома в дом и умоляли их согласиться с моим планом. Мы просили их не посылать посольство в Пантикапей, дабы не навлечь на себя зависимость от этого города! Мы сами справимся с Агаром, только бы вся власть была на время в моих руках! И что же? Они обвинили меня и мою семью в богохульстве, будто бы я организовал симпосион и устраивал любовные утехи со статуей Афродиты! Тот самый симпосион, где был и ты! Они присудили мне штраф в десять талантов серебра… И это в то время, когда Агар у ворот города. И требовали выплаты в течение десяти дней! Все эти Тимоны, вся эта безликая серая толпа с Кинолисом во главе. Им и дела не было до скифов. Уничтожить лучших — вот их задача. Только разрушать! Тогда я с братьями и отцом сели у святилища Зевса как молящиеся. Мы умоляли Кинолиса, Тимона и всех их разрешить нам уплату штрафа в течение года, и по частям. Но Кинолис, и особенно Тимон, настаивали, чтобы мы уплатили штаф. В противном случае нам грозили смертной казнью. И они очень этого хотели! И среди них был твой отец, Сириск. Счастье, что он ушел из булевтерия, когда намечалась эта свара. Надо было видеть, как упивался Тимон и Кинолис нашим унижением, когда мы молили о пощаде…

Евфрон замолчал, и оба долго сидели за столом, не проронив ни слова. Весла уже были убраны из гнезд, и триера ходко шла под парусом. Слышен был лишь слабый свист ветра, да шипение воды о борта судна.

— Что же было дальше, Евфрон? И кто эти люди, и что это за корабль?

— Ты, я вижу, и сам догадался? Мы перебили весь Совет как баранов, узнав, что они послали корабль в Пантикапей. И послам было приказано призвать на помощь пантикапейцев. В обмен на нашу свободу. Как ты понял, Кинолис и Тимон ускользнули на «Парфении» в качестве послов. Но не надолго…

Евфрон выразительно взглянул сквозь окошко палатки на «Парфении». Привязанный канатом, он покорно шел за триерой.

— Кто эти люди? — Сириск кивнул на воинов, сидящих на лежанках в трюме. — Видать, не много у тебя сторонников из числа граждан Херсонеса.

— Эти люди — мои друзья из Гераклей Понтийской. Это сильные и верные люди. И я думаю…

— И ты думаешь свернуть шею херсонеситам с помощью наемников? Плохо же ты думаешь о наших гражданах.

— Замолчи, Сириск! — Евфрон сжал рукоять меча. — Я разговариваю с тобой так, лишь потому, что нас никто не слышит. И тебе придется решать, с кем ты. Тебе и твоему отцу!

— Ты убил Кинолиса, человека, который воспитал чуть ли не всю молодежь города… Ты думаешь, это тебе простят?

— Молодежь со мной. И все помнят, как этот самый Кинолис требовал в Совете моей смерти! Моей и Апполодора и Апполония! Это ты понимаешь? Он и Тимон начали пляску смерти. Его и Тимона, и многих из Совета мы уговаривали одуматься. Агар у ворот города. Не до дрязг. Не до тщеславия. Так нет же! Вот и получили свое. Жаль, Тимону удалось ускользнуть. Но еще успеется.

И вновь долгое молчание. И вновь долгие взгляды. Где ты, правда? Кто прав? Как жить?

Может быть эти молчаливые взгляды и смягчили Евфрона. Он подошел к Сириску, обнял его за плечи.

— Где же ты был так долго?! Сколько событий произошло за этот год! Хелена часто спрашивала о тебе.

— Да, она писала мне в Ольвию… А потом… Потом был плен… А как Крит? Он вернулся?

— Да, и сейчас остался в городе среди наиболее верных моих сторонников, а вот отец твой…

— Ладно, не торопись. Как знать, может быть, еще и тебе придется…

— Ну уж нет! Теперь, когда война с Агаром вот-вот начнется, я власть не упущу. И каждый, кто мне помешает, умрет! Сириск, пойми! И помоги мне. Если мы разобьем Агара, а мы его разобьем, если мы покорим все племена Таврики, а мы их покорим, взятых рабов будет достаточно, чтобы прокопать перешеек Таврики! И тогда мы сделаем цветущий край из этого острова. Никто не сможет нам помешать! Вода и флот спасут нас! А наш трудолюбивый и талантливый народ сделает рай из этой земли! Ну же, Сириск! Меня утомили твои колебания!

— Это не колебания, Евфрон. Меня ужасает, как легко ты идешь на гибель тысяч людей, на каторжный труд всех, кто населяет Таврику. А ведь ты даже не знаешь названия и половины племен…

— Не знаю и знать не хочу! Мы их или они нас! И нет иной философии. Нет в природе иной философии. Нет в наличии. Впрочем… спасибо тебе за дискуссию. Ты помог мне еще глубже понять, что происходит. Я не тороплю тебя с ответом. Если ты со мной — я предлагаю тебе стать моим послом. Это и по душе тебе. Ты же, я знаю, решил описать все племена и всё, что происходит вокруг. Вот и описывай… согласно достоинству народа. А для начала поедешь в большую степь к Амаге. Эта царица недавно спасла наших купцов от грабежа скифов. Надо закрепить с ней дружбу. Говорят, она умнее многих мужчин.

Немного помолчав, Евфрон добавил.

— С ответом не торопись, но помни — твой отец был среди сторонников Кинолиса. И мне еще предстоит решать его судьбу и судьбу многих других…

* * *

Скрипит рея большого паруса. Поскрипывает долон. Молча лежит Сириск на палубе и смотрит вдаль, Туда, где далеко на западе была когда-то их усадьба. Туда, где и теперь в это ясное весеннее утро поднимается в небо еле заметный столбик дыма. И немногие осознали, что это горит еще одна усадьба. Хотя издалека все выглядит мирно и даже красиво… И лишь чайки тревожно кричат и низко летают над волной. Тихо, почти беззвучно «Калос» вошла в гавань Херсонеса, таща за собой «Парфений».