Книга Судьба педераста или непридуманные истории из жизни… - Зяма Исламбеков

Кроме беготни в туалет и обратно Лобов ворочался с бока на бок и пытался наметить план действий на день, неделю, на весь период отдыха. Мысли путались. Он то впадал в дрёму, то просыпался в холодном поту. Алкоголь давал о себе знать. Ведя практически здоровый образ жизни, Николай Михайлович зачем-то выпил. Он напился с маленького количества местной водки, от чего голова его просто раскалывалась.

На небе ярко светил месяц. На спокойной морской глади отчетливо красовалась лунная дорожка. За окном нахально пели свои песни крымские цикады. То там, то сям были слышны голоса ворон, которые обычно по ночам спят, но Николай Михайлович отчетливо слышал каждый звук, каждый шорох. Он даже улавливал звуки из соседних номеров, но все вокруг спали или пытались заснуть как и он сам, и только тезки Александры залихватски храпели, сопели и пускали газики, переворачиваясь с одного на другой бок, ища более комфортную позу, каждый раз сопровождая громкими стонами и кряхтением.

Опять про пердёж? Ну сколько можно? Пунктик, что ли?

* * *

К началу завтрака Николай Михайлович вышел с гладко выбритой физиономией, в чистеньком спортивном костюме, в новеньких босоножках и белоснежных носочках, которые угадывались сквозь дырочки обуви и при ходьбе, когда брючины обнажали голеностопы.

Аппетита не было, зато вкусно пахло бочковым кофе, вареными яйцами, овсяной кашей и ещё чем-то, что внушало оптимизм, не всё так плохо!

Николай Михайлович уже за столом обратил внимание на наплыв отдыхающих, спешащих к завтраку с тем, чтобы сразу же занять лучшие места на пляже. До пляжа было рукой подать. Надо было лишь перейти колею железной дороги, проходившей между центральной набережной и пляжем, вдоль морского побережья, и ты уже на берегу моря. Местных, т. е. самих жителей Феодосии, в этих местах было не много. Если кто и ходил на море, то в основном с маленькими детьми. Бабульки приходили с таким расчетом, чтобы в 11.00 покинуть пляж и вернуться обратно после 15.30, когда опять будет не жарко. А приезжие либо валялись морскими котиками, либо дрызгались в воде, либо шныряли взад-вперед в поисках вина или пива.

В советские времена в Крыму из бочек торговали не столько пивом, которое тоже было и которое, как и квас, всегда было разбавлено водой, сколько дешевым вином. Стаканчик белого вина стоил 40 копеек. Оно было крепким и неразбавленным. Бывали напитки от 7 до 9 градусов по 20 копеек за стакан, но длинные очереди отбивали всякую охоту. За рубль семь копеек можно было свободно купить бутылочку местного столового вина Бело Мицне (биомицин у алкашей). Бормотуха была очень распространена по всему СССР с конца 1950-х до середины 1980-х гг. В народе прозывались «плодово-выгодными», «подло-ягодными», «чернилами», «гомулами», «червивкой», также встречались прозвища «бырло», «шмурда», «шмурдяк», «гнилушка», «анчвайс 0,5 или 0,7», «биомицин» – от украинского креплёного вина «Біле міцне» («Белое крепкое»; с начала 80-ых годов цена поднялась до 1 руб. 22 коп.)[13].

Метрах в ста от берега, где глубины были от 6 и более метров, заканчивались санаторные канализационные трубы. Система сброса канализационных вод в море, разработанная ещё в 19-ом веке, работала как часы. Засоров не было, был только легкий запах, перебиваемый естественным запахом Чёрного моря. Достаточно редко в воде можно было встретить фекалии, происхождение которых было весьма и весьма спорным. То ли это делали сами отдыхающие из числа заплывавших за буйки с главной целью – покакать в море, то ли это было корпусного происхождения, т. е. попало со сточной канализацией из санатория. И то и другое было, и что действительно интересно, было исключительно «санаторного» происхождения. Зато на пляжах не было лишь в доступной близости туалетов. В курортных городах, да и не только, туалетов вообще мало. Может быть поэтому граждане предпочитают стенки домов, подъезды, деревья, кусты? А что делать? Это же не Америка, где в принципе не бывает платных туалетов, а в бесплатных туалетах, натыканных повсюду и повсеместно, словно вся американская нация – сплошные засранцы, сыкуны и зассыхи – чистота, сервис и порядок.

Ближе к обеду все четверо и Ковальчук встретились на пляже. Николай Михайлович уже проплыл свои три километра вдоль берега и наслаждался солнечными ваннами. Полковники были опять навеселе. Они продолжали громко спорить и балагурить.

Клизмин, нахально разглядывая Оксану Ковальчук, решил повеселить всех свежим анекдотом.

В поезде:

– А Вас как зовут?

– Анжелика.

– Как красиво! Анжелика… А у нас в деревне все как ни Маруси, так Прасковьи. А сына как зовут?

– Артур – Как красиво! Артур… А у нас в деревне все мужики как ни Василии, так Спиридоны. А мужа Вашего как зовут?

– У меня нет мужа, я мать-одиночка

– Как красиво! Мать-одиночка… А у нас в деревне говорят бл@дь…

Смеялись все, кроме Оксаны.

Телегин решил поддержать своего коллегу и выдал такой анекдот.

Поезд. Едут генерал, курсант и мать с дочерью. Заезжают в тоннель и слышен звук пощечины. Мысли матери:

– Молодец дочка, умеет за себя постоять.

Мысли дочки:

– Странно! Я моложе, а он пристает к маме!

Мысли генерала:

– Странно, курсант пристает, а досталось мне!

Мысли курсанта:

– Сейчас еще один туннель будет, я опять себя в руку чмокну и еще раз генералу пере%бу.

Мужчины опять громко рассмеялись. Оксана выпустила руку Виктора, которую она держала с того самого момента, как они пришли на пляж и с каменным лицом спросила полковников: «А нормальных, приличных анекдотов у вас нет?

– Нормальные тоже есть, – весело ответил Клизмин, – только они все с матом. Рассказать?

– Нет, спасибо! – сухо молвила Ковальчук и уже собиралась уйти, как вдруг Лобов вспомнил шикарный, с его точки зрения анекдот.

Идет, значит, мужик по улице. Вдруг, это самое, значит, к нему подбегает, значит, человек в плаще, сует в карман листок бумаги, вот, значит, и говорит: «Сам не читай, значит, никому, это самое, значит, не давай!» – и, это самое, значит, был таков. Мужик, это самое, значит, пожал плечами, вот, и пошел дальше, а про записку, значит, забыл. Возвращается домой, жена, значит, видит – у него из кармана листок бумаги, это самое, значит, торчит. Она, значит, спрашивает: «А что это?» – «Да понимаешь», – говорит мужик – «подбежал, значит, ко мне на улице какой-то тип в плаще, вот. И, это самое, значит, говорит – сам не читай, никому не давай! – и убежал.» – «Дай-ка посмотрю» говорит, значит, жена, вот. Достает записку, значит, читает, это самое, вдруг как схватит скалку «А ну-ка убирайся, это самое, значит, прочь из моего дома!» И спустила мужика с лестницы. Воот, значит.