Книга Тупики психоанализа. Роковая ошибка Фрейда - Рудольф Баландин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это более чем ясно. Ваши родители слишком рано повели вас в зоологический сад. Там вы видели слона. Он напугал вас своим хоботом. Рука – это хобот. Хобот – это фаллос. У вас сексуальная травма.
Таково было толкование сновидения по Зигмунду Фрейду, и врач следовал именно ему: «В каждом поступке ребёнка и взрослого он видел сексуальное. Каждый сон расшифровывал как сон эротомана».
Михаилу Зощенко подобный подход к психике здорового человека показался сомнительным. Фрейд видел источник нервных страданий в столкновении атавистических влечений с чувством культурного человека. Вытесненные в глубины подсознания, они прорываются в сферу разума, вызывая душевные болезни.
В некоторых своих снах Зощенко пытался найти проявление Эдипова комплекса, позже подавленного рассудком, что вызвало скрытое чувство вины. Но после здравых размышлений пришёл к выводу: всплывший во сне образ материнской груди «увязан с чувством голода, а не эроса».
А если вожделение к пище сродни эротическому влечению? Тогда надо решить, какое из этих чувств первично. Питание, обмен веществ – непременное свойство любого живого организма. Размножение – средство сохранения популяции, вида. Для индивида оно не имеет такого жизненно необходимого значения как дыхание, питание.
В лекции «Здоровое и больное состояние больших полушарий» И.П. Павлов привёл пример первичности именно пищевого безусловного рефлекса. Во время Гражданской войны приходилось голодать работникам его лаборатории, а также экспериментальным животным. «На таких животных почти невозможно было вести работы с условными рефлексами… Все работы выходили на одну тему влияния голода на условные рефлексы». Те же собаки по условиям опытов не имели возможности удовлетворить свои сексуальные потребности. Но это никак не сказывалось на ходе экспериментов.
Энтомолог может напомнить: таракан, лишённый головы, способен некоторое время двигаться и даже совокупляться. Казалось бы, в этом случае пищевой рефлекс отсутствует, а сексуальный остаётся. Не он ли первичен?
Однако у насекомого «задним» отделом тела руководит в значительной мере автономный ганглий. У высших животных такого резкого разделения нет, у них главнейшие функции сосредоточены в головном мозге. Или современный человек в своих психических реакциях ближе к таракану, чем к собаке или обезьяне?
Сомнительность придуманного Зигмундом Фрейдом комплекса ещё и в том, что легендарный Эдип, воспетый 2,5 тысячелетия назад Софоклом, ни в каком из вариантов мифа не страдал подобным недугом.
Разве он убил родного отца по причине ревности к матери? Нет, он и не знал, кто это был. Разве он женился на вдовствующей царице, воспылав к ней любовью? Нет, это был вынужденный брак. Узнав о том, кто его родные родители, он не возликовал, хотя бы в глубине души, освободившись от Эдипова комплекса, а впал в глубокое отчаяние.
В финале трагедии Эсхила Старец произносит:
Суть мифа проста: от судьбы не уйдешь. За преступление, даже нечаянное, рано или поздно придёт расплата. Никто не знает (не считая богов и оракулов), что может произойти с человеком.
В «Опытах» французского философа и писателя Мишеля Монтеня есть глава: «О том, что нельзя судить, счастлив ли кто-нибудь, пока он не умер». Приведя несколько поучительных примеров, он заключил: «Оценивая жизнь других, я неизменно учитываю, каков был конец её, и на этот счёт главнейшее из моих упований состоит в том, чтобы моя собственная жизнь закончилась достаточно хорошо, то есть спокойно и неприметно».
История Эдипа призвана показать именно это. Напрасно и необоснованно Фрейд считал её безнравственной. Он истолковал её на свой лад, приписав Эдипу психическую аномалию, которой у него не было.
Есть ли подобный комплекс у других людей? Возможно. Психических отклонений предостаточно. Тот, кто поверит в эту гипотезу Фрейда и даст волю своей фантазии, может найти у себя Эдипов комплекс. Это не избавит его от неврозов и депрессий, но, скорее всего, станет их причиной.
…На собственном опыте Зощенко убедился: поиски причин душевного недуга и лечения «по Фрейду» не дают положительного эффекта. Венский психиатр настолько уверовал в эту гипотезу, что придал ей универсальный характер. А она ни в коей мере не раскрывает физиологические основы высшей нервной деятельности.
Полвека назад американский философ Г.К. Уэллс в фундаментальной работе «Павлов и Фрейд» отметил: «Позиция Павлова в отношении психологии и психиатрии состоит в утверждении, что они не могут стать точными науками, если не будут прочно базироваться на физиологии и патофизиологии высшей нервной деятельности. Позиция Фрейда состоит в том, что хотя психическая деятельность и является функцией мозга, она тем не менее представляет собой независимое явление и что научная психология и психиатрия могут быть построены без помощи физиологии мозга».
И.П. Павлов высказался так: «Когда я думаю сейчас о Фрейде и о себе, мне представляются две партии горнорабочих, которые начали копать железнодорожный туннель в подошве большой горы – человеческой психики. Разница состоит, однако, в том, что Фрейд взял немного вниз и зарылся в дебрях бессознательного, а мы добрались уже до света».
К тому же выводу пришел и Зощенко. Отталкиваясь от данных физиологии, он писал: «Высший этаж – кора мозга и подкорковые центры. Здесь источники приобретённых навыков, центры условных рефлексов, нашей логики, речи. Здесь – наше сознание. Нижний этаж – источник наследственных рефлексов, источник животных навыков, животных инстинктов…
Высший этаж мыслит словами. Нижний – образами. Можно допустить, что такое образное мышление свойственно животному и в одинаковой мере младенцу».
Учёные выяснили, что мозг вдобавок разделён на левую и правую половины, которые не только взаимодействуют, но и конфликтуют. Но общая схема, нарисованная Михаилом
Михайловичем, остается верной. Она помогла ему навести порядок в собственном духовном мире:
«Почему давние страхи простились с моей особой? Они простились только лишь потому, что свет моего разума осветил нелогичность их существования».
Так нейтрализуются опаснейшие неврозы и стрессы. Важную роль играет сам выход из состояния неопределённости, нервного напряжения и разбалансировки сознания, названного академиком П.В. Симоновым «болезнью неведения».
«Моя голова, – констатировал Зощенко, – стала необыкновенно ясной, сердце было раскрыто, воля свободна». И ещё: «Я вспомнил множество историй разорванных и не-разорванных связей. И все они с математической точностью утверждали законы, открытые Павловым. И в норме, и в патологии законы условных рефлексов были непогрешимы».