Книга Взлет и падение «красного Бонапарта». Трагическая судьба маршала Тухачевского - Елена Прудникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это уже не измышления сумасшедшей сексотки. От таких предупреждений не отмахиваются. Тем более персонажи в центре обрисованной в письме комбинации стояли нешуточные.
Авель Енукидзе вот уже пятнадцать лет являлся секретарем ЦИК СССР, то есть занимал одну из важнейших должностей в государстве (ЦИК был высшим органом страны, одновременно законодательным и исполнительным). Этот человек, готовивший постановления ЦИК, являлся связующим звеном между законной и надзаконной властью Страны Советов, и переоценить его значимость едва ли возможно. Очень крупный был деятель.
Более того, он был связан со Сталиным старой дружбой и почти родственными узами. Оба хорошо знали друг друга еще по дореволюционной работе в Закавказье (кстати, Сванидзе – из той же компании старых закавказских большевиков). Енукидзе был крестным отцом Надежды Аллилуевой. Просто так от сигнала на подобного человека не отмахнешься, но и напролом не пойдешь.
Что же касается первого имени в записке Сванидзе – то это персонаж еще более интересный. Он был назначен комендантом Кремля 17 апреля 1920 года под грубым нажимом Троцкого, тогда председателя Реввоенсовета, и являлся перед тем начальником бронепоезда Троцкого и начальником его личной охраны. Пожалуй, ближе в то время «демону революции» была лишь его собственная кожа. Между тем никакие чистки Петерсона не коснулись, и в 1935 году он по-прежнему оставался комендантом Кремля, что говорит о полном бардаке в деле охраны правительства. Пусть даже Петерсон ни в каких оппозициях не замечен, однако убрать его с этого поста требовала элементарная осторожность.
Есть и вторая версия того, с чего началось дело «Клубок». По другим данным, менее надежным, в январе 1935 года в кремлевской библиотеке молодая женщина из графского рода Орловых-Павловых стреляла в Сталина (хотя и не попала). Если это так, то становится понятным, почему начали шерстить кремлевскую обслугу и почему допросами уборщиц занимались высокие чины НКВД.
Впрочем, Енукидзе и Петерсона ни следователи, ни Сталин не трогали, хотя и по разным причинам. О первой поговорим потом, а второй причиной могла быть опять же элементарная осторожность. Правительство в то время жило как на вулкане, жерло которого уже недвусмысленно попыхивало сернистым дымом. Один неверный шаг – и грохнет! Комендант Кремля, почувствовав опасность, мог перейти к активным действиям, а возможности у него были большие.
Поэтому с Петерсоном не спешили, зато поспешили с другим: уже 14 февраля нарком внутренних дел Ягода представил на утверждение Политбюро новую систему охраны Кремля. Само собой, как у нас все и бывает, потребовалось убийство государственного деятеля, чтобы наконец навести в правительственной охране порядок – но убийство дало и предлог для наведения этого порядка. Из ведения комендатуры Кремля выводилась любая хозяйственная деятельность – теперь она занималась только охраной, подчиняясь НКВД по внутренней охране и наркомату обороны по военной охране (до того она подчинялась ЦИК и НКО). Соответственно, охраной теперь ведали два заместителя коменданта. Власть самого Петерсона становилась номинальной.
Впрочем, эта рокировка не имела бы смысла, если бы в Кремле сохранился прежний бардак, при котором по нему гуляли толпы постороннего люда. Поэтому решено было вывести из Кремля многочисленные советские учреждения, где было множество работников и еще больше посетителей. Теперь попасть за кремлевскую стену стало куда труднее.
И, пожалуй, самое главное – с территории убрали Школу имени ВЦИК, которая являлась военным гарнизоном Кремля и насчитывала восемь рот, то есть полторы тысячи человек. Имея внутри Кремля такую силу, устроить государственный переворот было легче легкого. А пока, впредь до вывода школы, для контроля за ней 19 февраля было создано особое отделение – орган военной контрразведки, который напрямую подчинялся наркому внутренних дел Ягоде.
Как видим, Сталин отнесся к письму Сванидзе очень серьезно – серьезней некуда.
Итак, параллельно шли два процесса – «кремлевское дело», которое должно было вычистить оппозиционеров из охраны и обслуги Кремля, и очень серьезные меры, направленные на то, чтобы нейтрализовать Петерсона и тех его людей, которые по этому делу не проходили.
Впрочем, сам комендант отделался на редкость легко. Комиссия партийного контроля вынесла ему строгий выговор «за отсутствие большевистского руководства подчиненной комендатурой, слабую политико-воспитательную работу среди сотрудников и неудовлетворительный подбор кадров». 9 апреля его освободили от обязанностей коменданта Кремля и некоторое время спустя назначили помощником коменданта Киевского военного округа Якира по материальному снабжению.
Авель Енукидзе никогда не был замешан ни в каких оппозициях. Чекисты тоже не давали на него материалов. Тем не менее, по-видимому, что-то там такое было. Дело в том, что кроме собственно следствия, существует еще и осведомление. ВЧК, унаследовавшая свои навыки от царской полиции, была в тайной работе куда сильнее, чем в следовательской. По понятным причинам, показания осведомителей не фигурировали открыто – ни в материалах дел, ни тем более в судебных процессах. И едва ли мы когда-либо узнаем, какой реальный компромат был подложен под следующее постановление ЦИК СССР, опубликованное 3 марта:
«В связи с ходатайством ЦИК ЗСФСР о выдвижении тов. Енукидзе Авеля Сафроновича на пост председателя Центрального исполнительного комитета ЗСФСР, удовлетворить просьбу тов. Енукидзе Авеля Сафроновича об освобождении его от обязанностей секретаря Центрального исполнительного комитета Союза ССР».
Формально Енукидзе возвращался на родину, туда, где начинал свой революционный путь, фактически же это была почетная ссылка под очень хороший надзор. «Хозяином» Закавказья в то время был Берия, молодой руководитель региона, но в свои 35 лет уже старый чекист и убежденный сталинист. Рядом с таким не разгуляешься.
21 марта появилось на свет «Сообщение ЦК ВКП(б) об аппарате ЦИК и тов. Енукидзе». В этом документе, прочитанном по партийным организациям, кратко рассказывалось о «кремлевском деле», а затем говорилось: «Многие из участников и в особенности участниц кремлевских террористических групп… пользовались прямой поддержкой и высоким покровительством тов. Енукидзе. Многих из этих сотрудниц тов. Енукидзе принял на работу и с некоторыми из них сожительствовал».
Однако его по-прежнему никто ни в чем официально не обвинял. Более того, в том же документе говорилось: «Само собой разумеется, что тов. Енукидзе ничего не знал о готовящемся покушении на товарища Сталина, а его использовал классовый враг как человека, потерявшего политическую бдительность, проявившего несвойственную коммунисту тягу к бывшим людям».
Енукидзе ни с чем не спорил, лишь попросил двухмесячный отпуск и уехал в Кисловодск.
О том, что конкретно имелось в виду под «использованием классовым врагом» и «тягой к бывшим людям», пишет в своем дневнике Мария Сванидзе, и портрет, который перед нами предстает, прямо скажем… Тут уже не сплетни уборщиц, эти люди были почти что одной семьей и знали друг друга много лет.