Книга Лгунья-колдунья - Анна Ольховская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он не остановится, — тихо проговорила Осенева, глядя в пол. — Следующим будет кто‑то из нас. Надо предупредить остальных.
— Кто не остановится? — Лана вскочила и раненой рысью закружила по палате, натыкаясь на кровати и тумбочки. — Кто? Да, ситуация, по меньшей мере, странная, на данный момент — необъяснимая, но это только на данный момент. У нас пока слишком мало информации, не из чего лепить правдоподобную версию. Но твоя, извини, настолько дурацкая, что ее даже обсуждать не стоит!
— Лана, не кричите так, пожалуйста, — Ирина страдальчески поморщилась и потянулась к стакану с водой, стоявшему на тумбочке. — Голова раскалывается, ничего не соображаю.
— Ты лежи, я помогу. Таблетки какие‑нибудь есть? — Лена присела перед тумбочкой на корточки.
— Да, медсестра оставляла, чтобы лишний раз не приходить. Посмотри там, в коробочке.
Выпив лекарство, Ирина устало откинулась на подушку и проговорила, обращаясь к потолку:
— Но почему его убили так жестоко? За что? Если Вадим кому‑то очень мешал, могли убрать как‑то иначе, стандартно, что ли. Но эта сволочь заставила моего мужа страдать перед смертью! Мне надо побыстрее встать на ноги, чтобы лично заняться поисками мрази! Будь ты проклят!
От столь несправедливого посыла потолок вздрогнул и плюнул побелкой. Хотя вполне возможно, что на четвертом этаже просто кто‑то упал. Или подпрыгнул.
— Так, дамы, давайте‑ка по существу, — Лана поняла, что пора выдергивать присутствующих из созданных ими личных кошмаров. — Ленка, твои бредни я пока даже обсуждать не хочу, поговорим об этом позже. Ирина, постарайтесь вспомнить голос звонившего вам вчера. Он не показался вам знакомым?
Плужникова пару секунд подумала, затем решительно качнула головой:
— Нет. Этого голоса я никогда раньше не слышала.
— Уверены?
— Абсолютно. Впрочем, — Ирина помассировала висок свободной от капельницы рукой, — сейчас мне кажется, что голос был какой‑то неестественный.
— В смысле?
— Механический какой‑то, словно говорили через специальное устройство, меняющее голос до неузнаваемости.
— Любопытно, — Лана задумчиво вертела в руках мобильный телефон. — Если это действительно так, то вполне возможно, что вам звонил кто‑то хорошо знакомый, чей голос вы узнали бы с ходу.
— Но кто…
Договорить Ирина не успела, дверь распахнулась, и в палату вбежала… нет, вкатилась пухленькая невысокая девушка с заплаканным лицом. Пушистые, коротко обрезанные светлые волосы делали ее похожей на одуванчик. Уютный такой, славный одуванчик с веселыми ямочками на щеках.
Правда, сейчас ямочки вовсе не были веселыми, трудно веселиться, до краев наполнившись слезами. Светлые бровки девушки застыли трагическими домиками, веки опухли так, что рассмотреть цвет глаз не удавалось.
— Ирочка! — всхлипнула вновь прибывшая, бросаясь к кровати Плужниковой. — Родная моя, ну как же так! Это нечестно, так нельзя, нельзя!
— Светка… — застывшее от ненависти лицо Ирины вдруг поплыло, губы задрожали, из груди вырвался судорожный всхлип.
И подруги, обнявшись, зарыдали так горько, что проняло даже Лану. Она почувствовала, как в груди зашевелился болезненный комок, мешающий дышать, в глазах неудержимо защипало, в носу тоже началось форменное безобразие — хлюп, потом второй, третий.
Хорошо, что в сумочке всегда есть упаковка бумажных платочков.
Но упаковка‑то одна, а разнюнившихся — две. Ленка, разумеется, лидировала.
В общем, беседа прекратилась в связи с потопом. Ее, беседу, просто смыло слезами и унесло в никуда.
Собственно, они уже выяснили все, что хотели, а усвоить и всесторонне обсудить полученную информацию лучше в более подходящих условиях. Дома, например.
Решено было ехать к Осеневой. И вовсе не из‑за очередности — вчера ты гостила у меня, а теперь пойдем к тебе, просто Лене нужна была ее одежда.
По пути заехали в магазин, поскольку хозяйка дома не смогла вспомнить, есть у нее что‑то в холодильнике или там «кастрюлька щей на полке чахнет, там кислый дух, там прелью пахнет».
К прерванной теме вернулись через пару часов, сначала приготовив, а потом употребив вкусный обед.
Да и вернулись потому, что чуткая Лана заметила слишком уж нарочитую безмятежность подруги, вот только это была безмятежность туго натянутой струны, готовой лопнуть в любой момент. А Лана слишком хорошо знала эту струну, чтобы представить катастрофические последствия такого обрыва. Вернее, срыва.
Поэтому натяжение необходимо было ослабить до состояния провисания.
— Прекрати, слышишь? — Девушка устроилась на диване рядом с подругой и шутливо боднула ее в плечо.
— Что прекратить?
— Психовать прекрати. Я же вижу, ты по‑прежнему уверена, что смерть Вадима связана с поездкой на Север.
— Ничего подобного, я…
— Ты, ты, именно ты никак не вытащишь дурацкую занозу из головы. Без моей помощи не вытащишь. Поэтому давай сделаем так. Обзвони своих приятелей по турклубу и пригласи их на завтра сюда, в твою квартиру. Я тоже приду, познакомлюсь заодно со всеми.
— А причина экстренного сбора?
— Причин две: одна лежит в больнице, другая — в морге. Ты же сама там, у Ирины в палате, говорила, что надо предупредить остальных. Не знаю, как насчет предупредить, а вот обсудить создавшуюся ситуацию стоит. Надеюсь, остальные участники вашего похода окажутся более адекватными и смогут убедить тебя в абсурдности твоих выводов. Раз уж мне не удается, — проворчала Лана, поднимаясь.
— Ты куда?
— Пока на кухню, чаю захотелось. Но и домой скоро пора, там Тимыч выгула ждет. Если хочешь, поехали ко мне опять.
— Нет, — улыбнулась Лена. — Я останусь, буду звонить ребятам.
— Всех соберешь, даже Квятковскую?
— Придется. Пусть мои предчувствия ты называешь бредовыми, но я должна поделиться ими с ребятами. Если существует даже сотая доля вероятности того, что я права…
— Понятно. Ну что же, назначай слет часа на три дня, позже не стоит, следующий день — понедельник, и без того тяжелый.
Но встречи не получилось. Узнав о смерти Вадима, Нелли, прихватив с собой Дину, в воскресенье утром помчалась в больницу к Ирине. После чего потолки в палате этажом ниже пришлось белить, дабы скрыть следы глобального потопа, по сравнению с которым хлюпанье мадемуазелей Осеневой и Красич выглядело жалким дилетантством.
Кавказский темперамент Нелли Симонян объяснял ее шумное горе, сопровождаемое жалобными причитаниями. Но и неженка Квятковская не отставала. В ее хрупком теле имелись на удивление работоспособные слезные железы, бесперебойно выдававшие продукцию. Зато, как потом рассказывала подруге присутствовавшая при этом Лена, Динка ни разу не хлопнулась в обморок, отвлекая на себя внимание врачей. Она просто безостановочно плакала, комкая в руках насквозь промокший носовой платок.
