Книга Четыре жизни Василия Аксенова - Виктор Есипов

Вторая часть романа, вернее, начало второй части (автор успел написать лишь три десятка страниц) вовлекает читателя в какие-то фантастические приключения. Герой романа Акси-Вакси на катере «Знаменательный» Краснознаменной Волжско-Каспийской речной флотилии вместе со своими друзьями мчится «в зону огромной бухты Остров-99», где собралась мощная флотилия кораблей ленд-лиза. Дальше начинаются военные сражения с «мощной державой Юга», которая пытается прервать снабжение по ленд-лизу. Эпизоды сражения перемежаются любовными сценами. Всё это вызывает ощущение фантасмагории, разворачивающейся на наших глазах.

По-видимому, эти страницы романа представляют собой попытку реконструкции мальчишеского сознания, развитого мальчишеского воображения, не исключающего готовности к самопожертвованию и подвигу. Подтверждение тому вновь находим в повести «Свияжск», где ее герой вспоминает:

«База Волжской военной флотилии находилась где-то неподалеку от нашего пионерлагеря, и это, конечно, страшно нас интриговало. Много было разговоров о мониторах, удивительных, мелко сидящих судах с башенной тяжелой артиллерией, настоящих речных дредноутах…»

Как должно было продолжиться повествование? Какие испытания ожидали в дальнейшем героя романа Акси-Вакси? Какие новые стилистические изменения претерпел бы роман? Продолжался бы свободный полет авторского воображения или повествование возвратилось бы на твердую почву достоверности?

На все эти вопросы не смог бы ответить даже Василий Аксенов, потому что творческий процесс являлся для него, прежде всего, импровизацией, недаром он с юности так любил джаз. А роман прерван в ходе работы…

И все же отрадно, что написанная им часть романа воспроизведена в этом издании с абсолютной точностью – без какого-либо дописывания, редакторской правки и т. п. Любое вторжение в авторский текст было бы неуместным, прежде всего, по соображениям этическим.

Тем горше осознавать тот невероятный произвол, который учинили над текстом недавно умершего писателя издатели «Таинственной страсти» (Издательство «Семь дней», Москва, 2009), последнего завершенного аксеновского романа. После смерти Аксенова он был подвергнут вопреки его авторской воле семейной цензуре издателей, на что уже обратил внимание публики его ближайший друг Анатолий Гладилин в публикации на страницах журнала «Казань» (№ 3, 2010). Текст Аксенова «отредактировали», вымарав 4 (четыре!) полноценные главы и сделав пространные купюры в двух сохранившихся. Словно вернулись старые «добрые» времена, когда тексты Аксенова кромсала государственная цензура. Только тогда это было узаконено коммунистической властью, а сегодня, как, видимо, полагают издатели, узаконено их деньгами.

К чести издательства «Эксмо», опубликованный самый последний неоконченный текст Василия Аксенова читатели прочтут в именно том виде, какой он имел, когда писатель в последний раз выключал свой компьютер.

«Аксенов может жить только номером первым…»

[123]

Книга «Аксенов» Александра Кабакова и Евгения Попова весьма необычна. Особенность ее в том, что она представляет собой запись устных разговоров двух известных писателей о Василии Аксенове. Создана она с помощью диктофона, на который они эти свои беседы записывали. Характером диалога определен и стиль книги – это живой разговорный язык, каким авторы разговаривают друг с другом в жизни и каким еще несколько лет назад разговаривали с самим Аксеновым.

Диалог открывается вопросами: «кто же такой был – писатель Василий Аксенов?» и «что же за человек был Василий Павлович, Вася», с которым авторы дружили в последние три десятилетия его жизни?

Поиски ответов на поставленные вопросы начинаются с разговора о детстве героя: «Евгений Попов: Я его вдруг ни с того ни с сего спрашиваю – с какого времени он помнит себя? Он мне четко отвечает: „С 20 августа 1937 года (пятый день рождения Аксенова. – В. Е.), потому что меня в этот день увезли чекисты в детдом“. Все, говорит, помню, еврейскую бабушку, русскую няньку. Тряпичного львенка, ему только что подаренного. Машину „эмку“, чекистку в кожаном реглане, которая все уговаривала: „Поехали, мальчик, тебе будет хорошо, маму увидишь“».

С этого момента, как считают авторы, и складывается особость судьбы писателя Василия Аксенова.

В таком вот ключе (от известных авторам фактов биографии – к творчеству и от творчества – вновь к реальным фактам) построена вся книга. Так прослеживается жизненный путь писателя, одного из лидеров литературы шестидесятых годов прошлого века, кумира своего и нескольких следующих поколений, – прослеживается от триумфального вхождения в литературу до последних романов, вызвавших в литературном сообществе далеко не однозначную реакцию.

Аксенов-человек рассматривается авторами с совершенно разных сторон, что видно уже из названий отдельных глав книги: «Стиляга Вася», «Аксенов-блюз», «Аксенов и начальники страны», «Аксенов и богатство», «Аксенов глазами женщин», «Аксенов и его сухой закон», «Василий. Старость вообще и смерть в частности». Но главное, конечно, о чем бы ни шла речь, это Аксенов-писатель. Хотя и то и другое, конечно, тесно переплетено.

Характерный пример такого переплетения – размышления авторов о вхождении Аксенова в литературу, где до него уже вовсю звучали новые звонкие имена на несколько лет опередивших его Анатолия Гладилина, Евгения Евтушенко, Роберта Рождественского, Беллы Ахмадулиной, а заправляла литературным процессом старая гвардия, сталинской еще закалки: «Александр Кабаков: И ничто так не шло к английскому твиду Валентина Петровича (Катаева. – В. Е.), как Золотая Звезда Героя Соцтруда. А с такой Золотой Звездой на твиде бывал не только Катаев, а и Сергей Владимирович Михалков. И вот Вася оказывается среди этих нехудо одетых, но совершенно ему чуждых монстров, богатырей совписа. А с другой стороны – и ровесники Васины не отстают, шлюзы оттепелью открыты Вот, пожалуйста, – Евгений Александрович Евтушенко. В этом случае, конечно, не столько об элегантности следует говорить, сколько об экстравагантности, но экстравагантности первосортной … А Андрей Андреевич Вознесенский! Человек, показавший всему СССР, что такое шейный платок! А Белла Ахмадулина в скромненьком черном платьице, которое вечно в моде и называется маленькое черное платье, в точно таком же платье, как Эдит Пиаф! И тут: здрасьте, я Вася. А что происходит дальше? А дальше Вася становится номер один – ну, или около того – среди них как автор, и Вася становится номер один среди них как стиляга! (выделено мною. – В. Е.). Суть вот в чем: Аксенов может жить только номером первым, он просто сориентирован с молодости на это, он возмещает Казань, нищету, всю эту как бы второсортность сына „врага народа“ – и теперь он номер один».

А вот рассуждение об Аксенове как джазовом писателе – такое определение впервые для меня, если не изменяет память, прозвучало из уст известного джазового музыканта, друга Аксенова, Алексея Козлова, а здесь его подтверждает Александр Кабаков: «А в чем отличие его джазовой литературы от всякой другой, связанной с музыкой? В том, что есть литература о музыке, с музыкой как предметом изображения, а Вася писал джазовую литературу джазовым способом. У него именно джазовая литература, а не о джазе. У него джазовая проза, она звучит особым образом. Это очень существенно».