Книга Принцесса в розовом - Мэг Кэбот

Правда, помню ответ Лилли. Она даже проявила некоторую доброту. Можно подумать, она чувствует перед Борисом некоторую вину за свое поведение на моем дне рождения.

– Борис, ну честно, мне так жаль, особенно из-за того, что случилось, – миленьким голоском сказала она. – Но, видишь ли, такую любовь, как у меня к Джангбу, ничто не может остановить. Невозможно удержать нью-йоркских бейсбольных фанатов, когда «Янки» выигрывают чемпионат. Невозможно удержать нью-йоркских покупателей, когда в универмагах одежды идут распродажи. Невозможно удержать воду, которая просачивается в тоннель метро на линии К, когда на улице льет страшный ливень. И точно так же невозможно удержать мою любовь. Мне очень, очень жаль, но, честно, я ничего не могу поделать. Я люблю его. Лилли говорила очень мягко. Это признала даже я, самый суровый ее критик. Но на Бориса ее слова подействовали как удар. Он страшно задрожал, а в следующую секунду схватил огромный глобус. Глобус весит едва ли не целую тонну, и такой поступок требовал поистине атлетического мастерства. Он и стоит-то в классе ТО, потому что тяжеленный и никто не может его вращать. Но администрация все же решила его не выбрасывать. Поставили к нам, вроде у нас тут хлама мало.

Ну, и вот Борис, страдающий гипогликемией, астмой, с аномальной перегородкой в носу, подверженный самым разным аллергиям, держит этот огромный тяжеленный глобус у себя над головой, как будто Атлант или еще кто-то в подобном роде.

– Лилли, – сказал он каким-то сдавленным, не своим голосом.

Я должна указать, что к этому моменту уже все находившиеся в комнате обратили внимание на происходящее: Майкл снял наушники и смотрел на Бориса очень сосредоточенно, и даже тихоня, который постоянно трудится над новым видом супер-клея, липнущего к предметам, а не к рукам (так что у вас больше не будет липких пальцев после приклеивания подошвы к ботинку), первый раз в жизни забросил свое занятие и во все глаза смотрел по сторонам.

– Если ты не возьмешь меня обратно, – сказал Борис, тяжело дыша (глобус, наверное, весил самое маленькое пятьдесят фунтов, а Борис держал его НАД ГОЛОВОЙ), – я брошу этот глобус себе на голову.

Все одновременно вдохнули. Думаю, никто не усомнился, что Борис так и сделает. Он действительно собирался обрушить этот глобус себе на голову. Глядя на написанное, я вижу, что это звучит дико. Ну что за дурь?

Но это же был класс талантливых и одаренных. Гениальные люди всегда совершают странные поступки, например бросают себе на головы глобусы. Могу поспорить, что среди нас есть гении, которые бросали себе на головы вещи еще более удивительные, чем глобусы.

Например, бетонные плиты, или кошек, или еще что-нибудь. Просто чтобы посмотреть, что будет.

А что? Они же гении.

И оттого что Борис гений, и Лилли тоже, она отреагировала на его угрозу только так, как мог отреагировать гений. Нормальная девчонка, такая, как я, закричала бы:

– Нет, Борис! Положи глобус на место, Борис! Давай поговорим, Борис!

Но Лилли, так как она гений, испытывала естественное для гениев любопытство посмотреть, что случится с Борисом, если он и вправду бросит себе на голову глобус. А может, она просто хотела посмотреть, хватит ли ее власти над ним, и потому сказала пренебрежительно:

– Ну, давай. Увидишь, что мне это безразлично.

И тут-то все и случилось. По-моему, Борис в последнюю секунду призадумался. В его одурманенный любовью мозг закралась мысль, что обрушить на голову пятидесятифунтовый глобус, возможно, не самый лучший способ справиться с ситуацией.

Борис уже собирался поставить глобус на место. Но тот выскользнул! Возможно, случайно. А может, и нарочно – то, что доктора Московитцы называют самореализовавшимся пророчеством. Например, когда вы думаете «Ах, хоть бы этого не случилось»; но вы думаете об этом слишком много, и таким образом заставляете событие произойти – случайно-нарочно. И Борис обрушил себе на голову глобус.

В момент соприкосновения с черепом Бориса глобус издал ужасающий раскатистый грохот. Липучий парень, как мне показалось, испугался, что Борис упадет на него и рассыплет его заметки.

Странно и в то же время интересно было наблюдать за реакцией каждого, Лилли подняла обе руки к щекам и так и стояла, бледная как… ну да, как смерть. Майкл выругался и бросился к Борису. Ларе выбежал из комнаты с криком:

– Миссис Хилл! Миссис Хилл!

А я, даже не осознавая, что делаю, встала, стащила с себя школьный свитер, подошла к Борису и крикнула ему:

– Сядь!

Потому что он бегал кругами, как цыпленок, которому отрубили голову. Нет-нет, я никогда не видела цыпленка, которому только что отрубили голову, и, надеюсь, никогда не увижу.

Но вы поняли, что я имею в виду.

Борис, к моему огромному удивлению, сделал то, что я ему сказала. Он осел на ближайшую парту, дрожа как Роммель во время грозы. Затем я сказала тем же командным голосом, который, казалось, мне не принадлежал:

– Убери руки!

И Борис стянул руки с головы. Я прижала свитер к маленькой дырочке на голове Бориса, чтобы остановить кровотечение, прямо как ветеринар в «Территории зверей», когда офицер Аннемари Лукас принесла ему подстреленного питбуля.

После этого начался сущий ад.

• Лилли начала плакать как ребенок, большими настоящими слезами. Я не видела такого с тех пор, как мы были во втором классе и я случайно-нарочно протолкнула лопатку ей в горло, когда мы покрывали глазурью кексы, которые по случаю дня рождения приготовили для всего класса. Я это сделала потому, что она пробовала и пробовала глазурь, и я испугалась, что не останется на кексы.

• Парень с клеем выбежал из класса.

• Миссис Хилл вбежала в класс вместе с Лар-сом и примерно с половиной учителей, которые, очевидно, все сидели в учительской и бездельничали. В средней школе имени Альберта Эйнштейна это обычное дело.

• Майкл склонился над Борисом и говорил что-то тихим успокаивающим голосом, которому, я полагаю, он научился у родителей. Им часто среди ночи звонят пациенты, по какой-то причине переставшие принимать прописанные лекарства, и говорят, что сядут в машину и начнут разъезжать взад-вперед по Меррит-парквей в клоунских костюмах.

– Все будет хорошо. Борис, у тебя все будет хорошо. Вдохни поглубже. Хорошо. Теперь еще раз. Глубоко, ровно дыши. Хорошо. Ты поправишься, все будет просто отлично. С тобой будет все просто отлично.

Я так и стояла, прижимая свитер к макушке Бориса, а глобус, который расклеился от удара, а может, и из-за крови из раны на голове Бориса, медленно катался вокруг, пока не остановился на Эквадоре.

Какая-то учительница привела медсестру, которая чуть-чуть приподняла свитер, чтобы посмотреть на рану, и сразу же прижала свитер вместе с моими руками на место. Потом она сказала тем же успокаивающим голосом, как и Майкл:

– Вставайте, молодой человек. Пройдем ко мне в кабинет.