Книга Созерцатель - Алексей Пехов

Все потребовалось менять с началом войны. Опасение проникновения шпионов искиров и чужаков, внезапно оказавшихся в расположении частей или в тылу, а также возможных диверсий заставило Королевство ввести новые паспорта.

Моя страна задала стандарт, который подхватили остальные, сделав документы граждан по образу и подобию. Теперь ему следуют все, даже искиры, и поговаривают, что в самое ближайшее время к описанию, подписям и печатям в синюю книжицу будут вкладывать бумагу с дактилоскопической картой. А затем, если получится, станут клеить и маленькую фотокарточку, как только поймут, как ускорить и удешевить процесс проявки изображения.

Чиновник закончил вносить мои данные, вернул паспорт:

– Удачного дня.

На выходе из здания пес шоколадного вкуса, искирской породы, сидевший у ног одного из жандармов, глухо гавкнул.

– Везете что-то запрещенное? – Охранник опустил ладонь вниз, и вышколенный зверь, подчиняясь команде, умолк.

– Нет.

– Могу я посмотреть вашу сумку?

Я не горел желанием, чтобы рылись в моих вещах, но скрывать мне было нечего, и упираться рогом – это вызвать к себе ненужное внимание. Представители закона в Риерте ребята довольно нервные. А недопонимание никому из нас совершенно не нужно.

– Будьте любезны.

Он провел меня через зал в небольшую комнату.

Здесь стоял стол, два стула, маленькая лампа с зеленым абажуром и открытый сервант, заваленный пыльными кипами бумаг. Было видно, что ими не пользовались со времен свергнутого дукса.

Тот, что был с собакой, оставаться не стал, передал меня на попечение двух товарищей – молодого капрала с веселыми карими глазами и коренастого сержанта, вертевшего в зубах зубочистку.

– Оружие есть, мистер Шелби? – спросил сержант, мельком глянув мой паспорт.

– Разумеется.

Он указал на вещмешок:

– Откройте, пожалуйста.

Я развязал тесемки.

– Садитесь, пожалуйста. Это не займет много времени.

Мне было интересно, что они рассчитывают там найти? Пачки цинтур с пометкой «Для повстанцев»? Или антиправительственные листовки? Остается лишь досадовать на шавку, которая не вовремя тявкнула и задержала меня.

Сержант вытащил из вещмешка стопку моей одежды, аккуратно положил на край стола, сунул руку на дно, выудил на свет длинный деревянный футляр с медной защелкой и распахнул крышку.

Пропавший из моего стола предмет внезапно вернулся к хозяину. Очень не вовремя. Хуже просто не придумаешь.

Капрал, оказавшийся очень проворным, уже направил револьвер мне прямо в лицо. Палец на спусковом крючке побелел от напряжения.

Смерть – вещь постоянная. Поэтому торопить ее по меньшей мере глупо.

– Спокойно, – сказал я ему. – Не надо нервничать.

Стул показался мне жестким и очень неудобным.

– Мистер Шелби, зачем вам «Якорь»? – вкрадчиво спросил сержант, нажимая на скрытую кнопку под столом. Он побледнел, как и его товарищ, было видно, что они оба на взводе, но за оружием не лез.

– Это не мое.

– Угу. – Жандарм не поверил. – Использование веществ, связанных с ингениумом, запрещено. Как и сами способности, если те не находятся на службе государства.

– Это ошибка. – Кажется, я единственный, кто сохранял спокойствие. – У меня нет никаких способностей.

Влип я знатно. Тут не поспоришь. Хотелось бы встретить того, кто подбросил мне ампулы. Вот уж с этим уродом я бы с удовольствием побеседовал.

Еще два жандарма с оружием в руках вошли в комнату. Ситуация принимала скверный оборот. Выход был лишь один, но я чертовски не желал его использовать. Когда переступаешь порог невидимого, ожидай последствий. Но если ты о них думаешь, то редко шагаешь за черту. Последствия – вот тот груз, что останавливает наши действия во многих вопросах.

Так что я не собирался ничего делать, хотя, подчиняясь мыслям, где-то в крови появились первые признаки моего второго «я». И их почувствовал еще кое-кто.

За моей спиной материализовалась тень, кривой клинок прижался к горлу, опасно вдавившись в кожу. Пистолет в руке капрала дернулся, было видно – еще мгновение, и он бы выстрелил, словно не ожидал появления владельца ножа.

Сержант откинулся на стуле и машинально оттянул высокий ворот мундира, словно именно ему, а не мне приставили к шее острый предмет.

– Обыщите его. – Голос над ухом оказался холодным и бесцветным.

Жандармы засуетились, капрал, поколебавшись, опустил револьвер.

– Потянешься за ингениумом, вскрою глотку, – пообещал незнакомец.

Я скосил глаза, но не увидел его. Он стоял прямо за мной.

«Стук» из наплечной кобуры, складной нож с деревянной рукояткой, кошелек, деньги, запасная обойма. Бумаги, которые находились во внутреннем кармане жилета – использованный билет первого класса на «Барнса Уоллеса» и погашенный чек Хенстриджа, – они не заметили.

– Вроде все, – сказал капрал.

– Так не спи, сержант.

Я увидел, как жандарм взял из пенала шприц с ампулой, которую я вложил туда еще в Хервингемме.

– Эй! – было запротестовал я, но острая сталь тут же разрезала мне кожу, и я заткнулся.

– А если он не из этих? Такая штука многих нормальных может убить, – колебался сержант.

– А если он из тех, то может убить тебя. Что важнее? Твоя жизнь или его? – спросил голос.

Человеколюбие. Нежелание расхлебывать последствия гибели людей, которые всего лишь выполняли свою работу. Кажется, из меня весь этот бред правильных поступков невозможно выбить даже кузнечным молотом.

Действовать следовало сразу.

Оставалось мысленно чертыхаться, когда сержант, не собираясь искать вену, всадил мне иглу прямо в плечо и надавил на поршень.

Ненавижу «Якорь». Ненавижу это мерзкое ощущение беспомощности, пустоты и апатии. Словно перед тобой открылась безрадостная дорога в ад.

Представляете, что такое, когда мир теряет краски? На них будто направили струю воды, размыли и оставили лишь серый цвет. Как у старого осиного гнезда. Тусклый, мертвый, заброшенный. Звуки стали глуше, запахи исчезли.

Голова налилась свинцом.

Многих «Якорь» дезориентирует. Некоторые теряют всяческое представление о времени, о том, где они находятся и даже как их зовут. Кое-кто вообще становится столь же интеллектуален, как перезрелый баклажан. Я же с периодичной регулярностью пользуюсь этой «чудесной» штукой, блокирующей ингениум и уничтожающей разыгрывающихся предвестников.

Много лет, если быть точным.

Так что прекрасно понимал, кто я, что я, где я и отчего ситуация хуже не придумаешь.