Книга Разбитые звезды - Меган Спунер

Я продолжаю поиски. Еще час брожу по зарослям между гладкоствольными деревьями, но в конце концов сдаюсь: если здесь кто-то и есть, то, пока не рассветет, я никого не найду.

Возвращаюсь к дереву, возле которого сидит Лилиан – каким-то чудом она задремала. Еще бы, она несколько часов тряслась от страха: видимо, такое напряжение совсем ее вымотало. Я сажусь рядом на корточки, и она, просыпаясь, виновато моргает (по крайней мере, мне хочется верить, что она чувствует вину). Она понимает, что остаток ночи мы проведем подальше от костра, который светится во мраке, будто маяк, и может приманить всяких незваных гостей.

Усаживаюсь рядом с ней под деревом, по-прежнему сжимая в руке пистолет. Лилиан в полусне придвигается поближе и кладет голову мне на плечо. Судя по всему, мне всего на одну ночь дозволено спать рядом с ней. Обнимаю ее одной рукой, и она – такая маленькая, теплая, живая – прижимается ко мне; откинув голову, я прислоняюсь к стволу.

Я покусываю щеку изнутри, чтобы не заснуть, и сдерживаю сильное желание положить свою голову ей на макушку. Наконец успокаиваюсь и жду рассвета.

– Значит, потом вы отправились через равнины к горам?

– Верно.

– Какие у вас были мысли?

– Было совершенно ясно, что других выживших мы вряд ли найдем, но все же я был начеку. Я полагал, что они не обрадуются встрече с Лару, если вдруг окажутся рядом.

– Почему же?

– Корабль, на котором мы летели, построил ее отец. А компании по видоизменению планет не популярны у колонистов. И вам должно быть известно, что Центр посылает к ним войска, чтобы укрепить права корпораций. Колонисты ненавидят военных.

– А еще о чем-нибудь вы думали?

– Да, я как раз стал задумываться, почему спасательных кораблей все нет и нет.

– Вы говорили об этом мисс Лару?

– Нет.

Глава 14. Лилиан

– Расскажите еще раз о том, что слышали, – просит он в восемнадцатый раз, когда мы ходим вокруг нашего лагеря. При свете дня мне с трудом верится, что все было наяву.

– Кричала женщина. В ее голосе звучало отчаяние, страх… боль, наверное, но я не уверена. У нее голос был похож на… – Я осекаюсь и плотно сжимаю губы.

– На?.. – прислонившись спиной к дереву, повторяет он.

– На мой, – договариваю я, понимая, что звучит это гораздо хуже, чем я думала.

Он молчит, вглядываясь в лес.

– Так, – говорит он через пару мгновений и отходит от дерева, чтобы взять свой мешок. – Если здесь и был кто-то ночью…

Он на секунду замолкает, будто ждет, что я что-нибудь скажу. Я хочу его перебить, настаивать, что мне не послышалось, но что-то меня сдерживает. Если у меня и было право возражать против его мнения, то я его утратила. Если бы не он, я бы уже умерла.

Видя, что я молчу, он продолжает.

– В любом случае, она уже ушла. И нам пора идти. Как ваши ноги?

Раз он решил, что пора идти, значит, нужно идти. Может, я и правда ее выдумала. Даже признавшись в этом себе, я чувствую, как стало тяжело на душе. Хуже всего то, что мне приходится признать его правоту. Ничто не говорит о том, что здесь кто-то был: ни следов на земле, ни сломанной ветки.

– Ноги в порядке, – бормочу я, хотя мозоли на пятках пульсируют.

– Когда выйдем на равнину, поищем место для привала. Сегодня остановимся немного раньше. После такой беспокойной ночи у нас обоих маловато сил.

Понимаю: он имеет в виду, что это у меня маловато сил. Стиснув челюсти, я на какую-то секунду хочу ему возразить. Но потом в ушах отчетливо слышится утробное рычание преследующего меня кота, и я чувствую запах горелого меха и запекшейся крови. Я закрываю глаза.

Голос слышался со стороны равнин – как раз туда Тарвер нас и ведет. Возможно, если пойдем в том направлении, догоним того, кого я слышала

– Ладно.

Тарвер долго молчит, и я открываю глаза. Он смотрит на меня – и словно мимо меня – с непонятным выражением на лице, которое я не могу разобрать. Вдруг я замечаю, что на мне до сих пор его куртка, которую он отдал мне ночью.

Когда я начинаю ее снимать, он выходит из оцепенения.

– Нет, – резко говорит он, – пусть пока будет у вас.

Потом он поворачивается и уходит, зная, что я пойду следом.

Что мне еще остается делать?

А в голове слышится тихий непрошеный голос разума:

«Разве ты бы хотела, чтобы было по-другому?»

Идти сегодня легче. Возможно, из-за того, что майор меня щадит, но, сдается мне, я просто привыкла.

По ровной земле мы идем гораздо быстрее и останавливаемся, только чтобы запихнуть в себя сухой паек. Впрочем, запихиваю я – Тарвер же ест с таким аппетитом, будто это обед из трех блюд.

Через очередные полтора часа ходьбы мы снова делаем привал, и Тарвер осматривается. Позади нас смутно виднеется серо-зеленая полоса леса, переходящая в золотистую гладь равнины. Я никогда не видела чего-то столь необъятного и необозримого. Речушка, вдоль которой мы шли по лесу, здесь разветвляется на множество серебристых ручьев, пробивающих неглубокие впадины в земле. Они мелкие, и через них можно легко перепрыгнуть. В то же время в них достаточно воды, чтобы наполнить флягу Тарвера с очищающим фильтром. Когда ветер колышет траву, по ней пробегает рябь – точь-в-точь как по бескрайнему океану, который я видела в фильме. А вдали темнеют горы, стоящие стеной между нами и «Икаром».

Вокруг ни единого признака жизни: не ревут двигатели спасательных кораблей над головой, по небу не снуют туда-сюда космолеты колонистов, как по земле ручейки. Не понимаю, почему здесь нет колонистов. Куда делись люди? Мы с Тарвером этого не обсуждаем, но я понимаю, что рано или поздно разговора не избежать.

Тарвер разбивает лагерь быстрее, чем прошлой ночью, и через несколько минут я понимаю почему: на этот раз он не выкопал углубление для костра – на равнине нет дров, чтобы его разжечь. И почему мне сразу не пришло это в голову? Хотя прошлой ночью до костра было рукой подать, я едва не окоченела, пока не прижалась к майору. Утром он ушел быстро и сегодня вряд ли меня согреет. Меня пробирает дрожь при мысли о ночном холоде.

Тарвер берет моток проводов, которые мы выдернули из капсулы, бормочет что-то про силки для мелкой живности и уходит. Теперь, по крайней мере, он всегда на виду, потому что обзор не загораживают деревья, и у меня не возникает ощущения, что я совсем одна.

Я поглядываю на Тарвера и ощупываю пальцами лицо. Вот бы мне зеркало! Кожа теплая, будто к лицу прилила кровь, хотя я стою на месте; что-то мне подсказывает, что я обгорела на солнце: в памяти всплывают детские воспоминания о том, как я заблудилась и попала на палубу, имитирующую тропический пляж. Тогда отец вызвал целительницу, и она залечила ожоги.