Книга Самолет улетит без меня - Тинатин Мжаванадзе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что за проклятие на мне замысловатое: чтобы мыться вечно в холоде и ковшиками.
В маленькой комнатке раньше был мамин кабинет. Полки, стол, микроскоп. Мамины книги – биология, химия, зоология, ботаника, анатомия и физиология, генетика, атласы… Старые гербарии, кипы научных журналов, а сверху навалены мои ненавистные ноты. Я уже все протерла, но пыль, как назло, ежедневно садится такая, как будто ее не трогали целый месяц.
Дом Эшеров.
Я – Женщина в песках.
А наш сервиз? Белый, в тончайшей золотистой росписи. Я нигде больше не видела такого изящного сервиза. Моя мама не покупала драгоценности – но наши книги и красивую посуду можно было продавать на аукционах.
В доме все старое и поломанное, все на подпорках. Но все чистое – я каждый день чищу, мою, вытряхиваю, стираю, я стараюсь продлить жизнь дому моего детства.
А может быть, он уже давно мертв? Здесь бродят воспоминания о счастливом прошлом, и они создают иллюзию надежды, что когда-нибудь этот дом снова станет молодым, светлым, полным шума, вкусных запахов, топота гостей, детских воплей, и кто-нибудь новый, так же как я когда-то, будет смотреть на полоску моря, цветущие китайские розы вдоль тротуаров и надуваться счастьем.
Я не хочу сдаваться. Дом, ты слышишь меня?! Мы с тобой вдвоем все преодолеем, не отвергай меня! Я так люблю тебя, я так была здесь счастлива. Больше нигде и никогда я не буду так счастлива, потому что нигде не будет этого двора с акацией, цветущей розовыми пушистыми шариками, а со стороны улицы – армянской церкви и магнолий, полных галдящих воробьев.
Ночью проснулась в мокрой постели.
Нет, я не описалась. С потолка начало лить и в спальне, и крышу я не починю. Прощай, дом, окончательно и бесповоротно. И не проси прощения – ты меня предал.
У вас дома есть павлинье перо, выдранное из хвоста несчастной птицы на бульваре. Но балконе стоит сушилка для белья – или натянута веревка под навесом, но кухне есть противень для ачмы, а по всему дому стоят антикомариные средства, доже зимой.
Такое-то число такого-то месяца.
Фламинго
Флирт с Феллини приобрел размах и стабильность.
Этот Феллини меня так бесит, что каждый вечер я ему подробно объясняю, почему нам не стоит встречаться. Он меня вроде бы слушает, насвистывая и доводя до полного озверения, я выхожу вон и так хлопаю дверцей, что машина приседает и крякает.
Однако же наутро я ищу его глазами, и он тут как тут: все-таки мы работаем вместе, и все повторяется заново.
На работе все кипит и потрескивает, бегают толпы молодежи с кассетами, платят нам опять гроши, но магия экрана снимает все вопросы: только бы не отнимали эти чудесные бдения в монтажной, волшебные минуты в студии, каждый выход в эфир – как полет на Луну!
С таким энтузиазмом можно было и «Парамаунт Пикчерс» основать.
Феллини – особый случай среди сотрудников. Он мэтр и сноб, его не очень любят, но все хотят с ним работать. С Генрихом, например, все хотели дружить, а вот насчет его работы я ничего не помню.
На днях прибежала на работу взмыленная, думала, что опоздала, ан нет – никому до меня нет дела, потому что скандал: одну из наших журналисток изнасиловал начальник охраны Бабуина.
Весь коллектив собрался на лестнице и многоглаво и многогласно трубит призывы куда-то идти и что-то взорвать.
Подруга несчастной жертвы насилия в сотый раз художественно рассказывает, что та почти сошла с ума и уже на грани суицида, и сама же и голосит навзрыд.
Женщины взвывают.
Мужчины курят и покачивают головами – кто на ней, бедной, теперь женится?!
Работа встала колом, иду в кабинет к Феллини.
Он сидит, задрав ноги на стол, и задумчиво курит, перебирая бумажки.
– Ты в курсе, что происходит?! – возбужденно расколошмачиваю его уединение.
Он смотрит не видя, весь где-то в хитросплетениях монтажа.
– Изнасиловали твою журналистку, которая сюжеты делала по порту, – с упреком сообщаю я.
Феллини, чтоб ты оглох.
– Отличная репортерша, в два счета все освоила, – роняет он, я в полном бессилии беру из его пачки сигарету.
Что это за человек такой?!
Эрос, насилие, страсти! А ему хоть бы что.
Ночью мне приснился сон: я лечу над вечерним морем, небо еще слегка окрашено лососевым с западного края, берегов не видно – кругом вода, гладкая, как пруд, я лечу невысоко – примерно в трех метрах над водой, с бешеной скоростью, меня распирает чувство радости и предвкушения чего-то важного, что должно вот-вот случиться.
И вдруг я на корабле, старинной резной каравелле, экипажа нет, я одна, нужно как-то двигаться вперед, и с небес на палубу внезапно опускается стая фламинго. У меня в руках ворох шелковых лент, я швыряю их, как лассо, они разворачиваются и захлестывают этих фламинго, как верховых лошадей.
Птицы разом раскрывают крылья, испуская мягкий розовый свет, взлетают в небо и тянут мой корабль вперед с невероятной скоростью.
Где-то там, на краю неба, меня ждет долгожданное счастье, и я скольжу над темной водой, наполненная предчувствием, как парус, и, проснувшись, я думаю о Феллини. Впервые за много лет – не о Генрихе! Почему я называю их по кличкам?!
Дельфины – ваши любимые животные, даже если вы никогда не видели их живьем.
Такое-то число такого-то месяца.
Феноменология городка Б.
Сколько ни составляй списки, все равно остаются темы, которые требуют развернутого ответа.
Например – классификация женщин городка Б.
С того момента, как я в полной мере осознала собственную гендерную принадлежность, я стала разделять представительниц своего пола на две категории (дихотомия вообще самая удобная штука для классификации): те, кто легко выходит замуж, и те, кто выходит замуж с трудом.
Базис, как совершенно очевидно, составляет нерушимая логическая схема: женщина плюс неизбежность равно замуж. Альтернативы нет.
Вернее, есть, но она за пределами социальной адаптации – если женщина не выходит замуж и даже не стремится к этому, то ее будущее:
– старая дева (что в социальном смысле есть дно общества и полный крах);
– проститутка-содержанка-куртизанка (что предполагает вероятность достижения специфических карьерных высот, но лишает права на уважаемую старость);
– мать-одиночка («просто Мария» хороша только в телевизоре, но уж лучше так, чем два предыдущих пункта);
– монахиня (это где-то на другой планете).
Примем вышеупомянутую схему за аксиому.
Итак, категория первая: те, кто выходит замуж легко.