Книга Правило муравчика - Александр Архангельский

Мурчавеса доволокли до спального района, перекинули кулём в корзину; он ушибся и заплакал от обиды. Снаружи доносилась суета, кто-то куда-то бежал, кто-то что-то говорил, бу-бу-бу-бу.

Через час-другой за ним пришли. Развязали, повели на рыночную площадь. Он издалека заметил странное сооружение из бревен; сооружение качалось на волнах и напоминало плоскую лодку со спиленным бортом. Разглядеть сооружение как следует ему не дали, силком втащили на высокий подиум. Здесь уже сидели Мокроусов и Мухлюэн; Дрозофил себя почувствовал нехорошо – у него случился приступ врожденной болезни под названием «сахарный гдеобед», и он с унылым видом возлежал в тенечке. А святых котцов на подиум не пригласили; Мокроусов их гнобить не собирался, но и власти решил не давать. Они сидели вместе с остальным кошачеством и с нетерпением ждали развязки.

Торжественно ступая, Мокроусов вышел к публике. Раскатал перед собою свиток и, сурово поглядев в глаза Мурчавесу, прочел:

– Дорогие мои. Товарищи мои. Кошачье общество не гармонично. Что для одного кота порок, то для другого добродетель.

Начало было пышное, красивое. Кошки приготовились пустить слезу.

– Этим и воспользовался бывший генерал Мурчавес. Все мы поддались на его обман. Все купились.

Кошки напряглись; коты затихли – это что же, они виноваты?

– Но и кто бы не поддался на него? – ловко вывернулся Мокроусов; публика вздохнула с облегчением.

Мокроусов напомнил, как тиран и узурпатор истязал животных, мучил бедных кошек и сажал в тюрьму котов-кормильцев.

– Мы с вами слишком многого не знали. От нас скрывали правду. Но нет ничего тайного, что не стало бы явным. Сегодня, наконец, пришла пора расплаты…

И Мокроусов предложил голосовать:

– Кто за то, чтобы изгнать Мурчавеса? За то, чтобы выслать его за пределы страны?

Все подняли лапы. Только святые котцы воздержались.

– Что же. – Мокроусов отпустил свой длинный свиток, и он с шуршанием скатался в трубочку; Мурчавес почему-то вспомнил про «Майн Кун». – Приговор народа – истина. Мурчавес, заходи на плот. Ты отправляешься на тот далекий остров – видишь контур, ну вон там, на горизонте?

Так вот как называется сооружение… Плот.

Мурчавес взошел на него, распластался на бревнах. И ведь никто не пожалеет, ни одна собака. Правда, подбежала Кришнамурка, положила перед ним узелок с припасами; но это показное благородство, он же знает. Ну, еще Папаша, пыхтя, забрался на плот, обнял на прощание, и Котриарх пробормотал молитву, а Жрец подарил амулет – гальку с дырочкой, такие называют куриным богом. С этими тоже понятно; типа вот мы какие, ты типа нас посадил, а мы тебя типа жалеем. Твари.

– Все, хватит тянуть время, отдавайте концы! – распорядился самозванец.

Готики, выслуживаясь перед новой властью, попрыгали в зимнее море, окружили плот и приготовились грести.

– Нет! Подождите, стойте! Одну минуточку, господин Мокроусов, будьте добреньки, погодите! – раздался вдруг истошный вопль, и на берег выбежала Муфта.

Белые ее носочки были испачканы глиной, шерсть растрепана, на спину приторочен куль.

– Я хочу поехать с ним, – сказала она.

Мокроусов мотнул головой; снова что-то коварное, лисье мелькнуло в его глазах.

– Мурчавес должен жить теперь один. Чтоб знал.

– Но меня народ не приговаривал? Я вольная кошка. Хочу на остров. Туда, где Мурчавес.

– Это невозможно.

– А почему?

– Потому что нельзя.

– Эй, Мокроусов, ты что? – вступил в разговор Котриарх.

– Действительно, – поддержал Котриарха Папаша. – Кошка хочет быть с котом. Весьма похвально и предписано природой. Мы не имеем права ей препятствовать.

– В общем, пусть себе едет, – заключил Жрец.

– Хорошо, согласились, – сердито сказал Мокроусов. – Но при одном условии.

– Каком?

– Всех котят, рожденных в этом браке, мы будем забирать обратно, на большую землю.

– А это не жестоко?

– Не жестоко. Если мы оставим им котят, то на острове вырастет новое племя! Воспитанное в ненависти к нам. Они рано или поздно нападут на нас. И тогда случится новая война.

– Мы не хотим войны!

– Во-во. Если Муфта хочет ехать с ним – пусть едет. А приплод будет наш.

– Мы ммммерзнем, – стуча зубами, напомнил о себе один из готиков. – Нннельзя ли чуть-чуть побыстрее?

Муфта вскочила на плот, с облегчением скинула торбу и устроилась рядом с Мурчавесом. Положила голову ему на шею, обвила нежной лапкой, закрыла глаза. Ей было все равно, что ждет их впереди, все главное уже случилось, слава богу.

Море вскипело под лапами готиков. Плот, тяжело переваливаясь через волны, медленно поплыл.

И никто не помахал вослед Мурчавесу. Никто.

Так прошла его земная слава.

Двадцать вторая глава. Бог из машины

И снова быстро-быстро побежало время. День за днем. Неделя за неделей. Промелькнула торопливая весна, воцарилось вальяжное лето. О Мурчавесе все реже вспоминали; только кошки пугали котят: кто тут у нас не хочет слушаться? Мурчавес придет, заберет! И коты – пикейные жилеты, обсуждая политическую ситуацию, нет-нет да и ворчали: вот при Мурчавесе порядок был! И на всякий случай озирались.

Порядку и вправду не стало. Новый предводитель Мокроусов оказался вдохновенным фанфароном. То он решил, что нужно осушать болота. И котам пришлось заваливать землей трясину. Трясина чавкала, вздыхала и поглощала землю без остатка. Тогда ему вступило в голову, что неплохо было бы самим выращивать мышей. Натаскали писклявую мелочь, запустили в Рай и стали ждать обильного приплода. Но мыши подросли, погрызли проводку и стулья, продырявили старый паркет и через подпол убежали восвояси. После чего неугомонный Мокроусов изучил географические атласы, стоявшие в Раю на книжных полках, и пришел к неутешительному выводу, что все они составлены с позиций человека. Тогда как кот все видит по-другому. Значит, у котов должна быть собственная география. Перед кошачеством была поставлена задача: отправиться в исследовательское путешествие. Коты подчинились, но, отойдя на безопасное расстояние, попрятались в кусты и задремали.

Неудивительно, что при таком ведении хозяйства благосостояние котов ухудшилось; опасаясь народного гнева, Дрозофил с Мухлюэном перемигнулись – и, ничего не сообщая Мокроусову, возобновили практику арестов. К началу августа пещера снова переполнилась; в тревоге за свою грядущую судьбу вельможи тяжело вздыхали: да что ж за наказание такое. Один травил котов собаками, другой поэт. Сковырнуть бы его… Но много хуже, что такие разговоры начались среди простых котов, самых обычных трудяг, которые с утра до вечера лежали на камнях и отдыхали от несделанной работы. Недовольные стали приглядываться к рыжеглазому и тощему оруженосцу Мокроусова; может, Мокроусова прогоним, а этого поставим над собой? Спиридон колебался; ему нравилась идея стать вождем, но было боязно и неохота напрягаться.