Книга Ржавчина. Пыль дорог - Екатерина Кузьменко

Ну да. Не зря говорят, что кошмарный сон надо рассказать первому же человеку, которого увидишь после пробуждения, – тогда точно не сбудется. Тайна подпитывает волшебство.

– Помню. Девушке потом пришлось оруженосцем Смерти служить и кровавую реку переплывать, чтоб мужа вернуть. А мальчишка, кажется, так деревенским дурачком и остался.

– Вот-вот. Так что лучше бы без безумия и кровавых рек. Я не знаю, что происходит, но не хочу это потерять, – Рин медленно подбирала слова. – Это что-то страшное и волшебное. Поэтому о нем лучше никому не рассказывать.

Я промолчал, потому что, абсолютно не задумываясь о старых сказках и поверьях, поступал так же. Ни словом не обмолвился о похожей на меня девушке никому из тех, с кем работал и жил под одной крышей. Если уж встреча на темной улице с двойником – не волшебство, тогда я уж и не знаю, что волшебством называть.

Что-то страшное и волшебное. Я бы мог рассказать ей много других сказок, куда более современных. О мертвом городе где-то между Карханом и Рестой, попав в который ты обязательно оставишь на его узких старинных улицах душу. О красивых женщинах, которые тормозят твою машину на безлюдных проселках и умоляют помочь: авария, мой парень без сознания, это совсем рядом, надо только сойти с дороги, ведь машина улетела в кювет. И если вы поверили – да будет ваше посмертие легким.

У всех этих историй было нечто общее. Если ты слишком поздно заметил, что дорога стала пустой, или все-таки вышел из автомобиля вслед за заплаканной красоткой, обратного пути для тебя уже нет.

Это вообще отличительная особенность чудес, добрых и злых.

…А за углом, буквально за улицу от родимой стройки, я с размаху влетел в дружественные объятия патруля. Узкий переулок был по вечернему времени пуст, так что ни малейших шансов затеряться среди людей мне не светило. В первый момент захотелось дать деру, но тому, кто бежит, есть что скрывать. Будь я помладше года на три-четыре, можно было бы сказать, что живу в одном из домов, просто вышел в магазин за чем-нибудь к ужину. Зашел бы в подъезд – благо тут они не запираются, район попроще, чем у Рин, – выждал немного и преспокойно ушел. Пару раз этот фокус действительно прокатывал, но теперь уже поздно, возраст не тот.

– Документы.

Ага, какие, на фиг, документы, я их оставил в строительном вагончике вместе с рюкзаком. Может, оно и к лучшему – просроченные лучше не светить.

Вот только теперь я сижу на раздолбанном стуле в тесном кабинете и отвечаю на дурацкие вопросы. Уже полчаса.

– Совершеннолетний?

– Да, – если сказать «нет», могут попытаться сплавить родителям.

– Врешь ведь, – устало щурится полицейский по другую сторону стола. К сожалению, я не выгляжу старше своего возраста. Типичный подросток – худой, угловатый, взъерошенный. Потрепанная кожаная куртка, пропахшая дымом своих и чужих сигарет, распущенные волосы собрать в хвост так и не успел, и теперь они падают на лицо и лезут в глаза, на щеке – свежий шрам. Хорошо, хватило ума не оказывать сопротивления, а то ко всему этому мог бы добавиться фингал под глазом. Для полноты картины не хватает только казенного синего штампа на лбу, крупных таких букв – «Неблагополучный». А то вдруг у кого еще сомнения остались?

– Вру, – отчаянно заявляю я, – только назад я не хочу, хоть прямо здесь расстреливайте.

Во взгляде полицейского ясно читается: «Много вас тут таких, уверенных в собственной крутости и непрошибаемости».

– Патроны еще на тебя тратить. Составим запрос – и по месту жительства. Правда, пока ответ будет идти, тебе придется тут подзадержаться. Ничего, поработаешь на благо общества, мусор будешь убирать.

Да с радостью, если бы после общественных работ у представителей власти ко мне закончились вопросы и меня не ждал билет в один конец – на юг. Убирать мусор всяко полегче, чем богатый урожай на какой-нибудь ферме.

– Ладно, – говорю, – убедили. Сейчас сам позвоню. Сестре, а то отец убьет.

Телефон дали. Номер Рин я бы вспомнил хоть в бреду, хоть в алкогольном угаре. В трубке потянулись гудки. Только бы подошла она, а не отец или мать.

– Да? – Она!

– Здравствуй, сестренка. Это Дэй. Слушай, меня без документов забрали. Опять, да.

Она спросила только:

– Какой участок?

Я назвал.

Появилась Рин минут через сорок. Серый осенний плащ, волосы наскоро заплетены в косу, а не убраны в привычный узел. Выложила на стол аккуратный паспорт в пластиковой обложке.

– Девушка, ваш брат?

– Мой, – она смотрит мне в глаза. – Постоянно пропадает где-то. Едва нашла.

Нас отпускают с миром. Повезло, вообще-то. На одной наглости и внешнем сходстве выехали. Положено было «родственнице» и мои документы принести.

Мы сворачиваем на другую улицу.

– Спасибо, что вытащила. Я знаю, что ты не обязана.

– Считай меня своим духом-хранителем.

– Попробую привыкнуть.

В украшениях я разбирался плохо, но неспокойная совесть подсказывала: за мое спасение Рин стоит отблагодарить. Можно было бы купить книгу, но тут слишком велик риск промахнуться с подарком. В ювелирные магазины я не стал даже соваться. И тут, как по заказу, на рынке мне попался небольшой лоток под выгоревшим полосатым тентом, тесно зажатый между какими-то киосками. Безделушки, выложенные на цветастую шаль, поражали разнообразием форм, размеров и цветов.

– Не волнуйтесь, юноша, все застежки и цепочки из медицинской стали, – пожилая продавщица приветливо улыбнулась. Седая, с аккуратной стрижкой, на плечи наброшен элегантный коричневый плащ, но глаза в сеточке морщин удивительно молодые, синие. Ей бы не за прилавком стоять, а предсказывать судьбу на каком-нибудь глухом перекрестке. – Кожа вашей подруги не пострадает.

– Сами делаете? – я с энтузиазмом поворошил пеструю груду и понял, что могу копаться в этой сокровищнице до следующего утра. Вот вроде бы ухватил что-то диковинное, из плотно пригнанных друг к другу зеленых камней, потащил из общей кучи. Думал – браслет, оказалось, что-то вроде ожерелья. Блин, как это женщины носят? Почти ошейник, неудобно же. Так, эту штуку я для Рин точно не куплю.

– Что вы хотите? – Женщина решила прийти мне на помощь, когда я уже нацелился вытянуть одинокую цепочку с каким-то сиреневым кристаллом. – Кулон, брошь, серьги? Девушка рыжая, русая?

– Брюнетка, кареглазая, – тут же сообразил, что большинство при таком описании представит типичную круглолицую и скуластую южаночку, и добавил: – Только глаза светлые, как у меня.

– Тогда лучше что-то красное, – тонкие пальцы сноровисто рылись в россыпях поделочных камней, металлических и деревянных бусин. – Подождите. Вот.

Женщина выудила откуда-то пару сережек, закрепленных на куске картона. Темно-красные непрозрачные камешки, снизу – подвески в виде птичьих перьев. Повертела в руках, привстала, расстегнула замочек одной серьги и на вытянутой руке подержала на уровне моего уха. Прищурилась.