Книга Лондон - лучший город Америки - Лаура Дейв

– Это твоя девушка?

– Селия? – спросил Бэррингер и помахал ей в ответ. – Да, это точно Селия.

Мне стало не по себе. Скорее мне стало дурно, иначе почему я перестала слышать, что говорит Бэррингер? До меня доносились лишь обрывки: он не знает, девушка она ему или нет, они живут в разных городах, а последние четыре месяца она вообще провела в Манчестере и возвращается туда сразу после свадьбы. Бэррингер не знал, как охарактеризовать их отношения; просто отношения, почти друзья.

– Вам нужно пообщаться, – сказал он. – У нее много знакомых среди киношников, и есть один независимый кинорежиссер, который мог бы тебе помочь. Тебе же когда-нибудь понадобится помощь… ну ты понимаешь: связи, распространение.

Я кивнула, словно хотела сказать: «Супер!» Если мне и нужна была помощь, то отнюдь не с пиаром, но я меньше всего хотела, чтобы Бэррингер и его классная подруга узнали, как у меня обстоят дела на самом деле. Я начала пятиться, словно невзначай.

– Знаешь, я обещала Бесс принести мороженое, – выдавила я, поправляя платье и бантик на руке. – Карамельное, я обещала. И она хотела очень большую порцию. Да, и нужно еще кое-что. Еще кое-что…

– Тогда ты идешь не туда, – сказал он, указывая на столик с мороженым в противоположной стороне. Джастина там уже не было: он шел к нам.

– Тогда давай, Бэррингер, ты ей отнесешь мороженое. Пожалуйста. Она сидит вон там. Добавь побольше карамели. И для Мерил тоже, хорошо?

Бэррингер поймал меня за руку.

– Подожди. Джош тебя ищет.

На это мне было нечего ответить. Я не могла сейчас видеть Джоша: он будет говорить о чем угодно, только не о том, как найти выход в сложившейся ситуации.

– Эмми, – нахмурился Бэррингер. – Почему ты его избегаешь? Ему очень нужна твоя поддержка. Хотя бы сегодня перестань осуждать его и помоги немного.

– Немного, говоришь? Отлично. Как я сама не догадалась? – Я гневно сверкнула глазами. Придурок с хлопьями и фотомоделью. – Я сегодня весь день помогала Джошу. И знаешь что? Если ты такой умный, в следующий раз, когда за день до свадьбы моему брату захочется в Род-Айленд к этой женщине и ее взрослой дочери, езжай с ним сам. И Селию с собой захвати. Покатаетесь.

Я развернулась, чтобы уйти, и нос к носу столкнулась с Джастином.

– Эмми, – сказал он.

Его красный галстук в белую полоску был похож на спасательный круг.

– Ты к нам на машине приехал? – набросилась я без всяких приветствий. – Машина здесь, на улице?

– Да, тут рядом, – кивнул он.

– Тогда поехали.

Я потащила его к выходу, не оборачиваясь. Я знала, Бэррингер стоит там злой и не знает, что думать. Если бы я не сбежала, нас таких было бы двое.

– Ты как, нормально? – спросил Джастин, догоняя меня на лужайке перед домом.

– Да, а почему ты спрашиваешь?

Он странно посмотрел на меня и промолчал. У машины он тоже не стал пререкаться и быстро залез внутрь, видя по моим глазам, что я все равно уеду – с ним или без него.

Тем временем Джош отнес к барной стойке еще один ящик вина. Мерил сфотографировала его за этим занятием и, как многие хорошие фотографы, наверняка уловила смысл того, что попало в кадр. Широкоугольный объектив запечатлел все замечательно, несмотря на темноту и расстояние. Даже на экране можно было разобрать, что с Джошем что-то не так. Не замечать его состояние становилось все сложнее даже невооруженным глазом.

Я не хотела никуда ехать с Джастином Сильверманом, но утопающий хватается и за соломинку. Только когда дом остался позади, я вздохнула с облегчением и в полной мере осознала, как сильно мне нужен был спаситель.

Я старалась не смотреть на него. Джастин смущенно болтал о зиме на Среднем Западе, об экзаменах на первом курсе, о каком-то баре, который он купил или хотел купить, пока работал там барменом. Еще он много говорил о границе между Иллинойсом и Висконсином. Я не винила Джастина. Я сама была виновата, что мы сидели теперь вдвоем в его машине, и ему пришлось занимать меня беседой, чтобы придать происходящему облик нормальности.

Я была уверена, что он говорит все это не потому, что я ему нравлюсь. К тридцати мы не раз наблюдаем подобные ситуации: на чужой свадьбе незамужние дамы начинают тосковать, волноваться, что все в жизни упущено, и становятся легкой добычей для желающих поразвлечься. Джастин, наверное, решил, что я сама на шею вешаюсь, тем более моя собственная свадьба не состоялась.

– Джастин, хочу тебя предупредить, я не очень хорошо себя чувствую и, скорее всего, заразна.

Он повернулся ко мне с видом, будто собирается сказать нечто важное, например, что ему все равно. Я была уверена, что он вот-вот полезет целоваться. Стопроцентно уверена. И не знала, что делать.

– Вряд ли ты заразишься оттого, что мы просто сидим в одной машине, – подсказала я. – А может, и заразишься. Я просто хотела быть честной.

Джастин замолк впервые за всю поездку. Мы были в центре города, за окном мелькали вывески закрытых кафе и магазинов: мороженое «Хаген-Дас», супемаркет «ДеСикко» – свет горел на обоих этажах.

– Эмми, ты в курсе, что я гей?

– Что, гей?

– Сейчас принято выражаться политкорректнее: американец нетрадиционной ориентации.

Я смущенно покачала головой. Мне не хотелось говорить о личном, и так хватало забот: Джош женится или не женится, Бэррингер и Селия стопудово скоро объявят о помолвке, Мэтт живет себе где-то в Нью-Йорке, Мерил ждет-не дождется рассказать мне о нем поподробней, а я еду в машине с другом детства, с которым не общалась с тех самых пор, когда сама села за руль. Из нас двоих только у Джастина хватило смелости быть честным.

– Я не знал, как тебе сказать, – пояснил он. – Просто мне было не по себе, что ты не знаешь. Конечно, это далеко не все, есть и другие вещи, о которых можно было бы рассказать. Поэтому я и болтал без умолку. А ты? Ты тоже?

– Много говорю, когда мне становится не по себе? Да, а еще придумываю, что мне нездоровится.

– Когда возвращаешься домой, самое странное, что здесь все думают, будто хорошо тебя знают; им и в голову не приходит, что ты мог измениться. А я как будто должен подыгрывать. Там у меня совсем другая жизнь, но здесь приходится делать вид, что все осталось по-прежнему.

Я кивнула. Кому как не мне знать, что такое постоянное притворство. Однако, в отличие от меня, Джастин прекрасно понимал, что именно в его жизни изменилось, а я… Я знала, кем была, но кем стала? Чьей-то бывшей, несостоявшимся документалистом? О чем бы я ни стала рассказывать, все напоминало о том, что я одна и что я неудачница. Кому это интересно?

Я ответила Джастину:

– А твоя мама, похоже, не догадывается: они с моей явно пытались свести нас сегодня.

– Да. Мама предпочитает ничего не знать.