Книга Объект "Зеро" - Сергей Волков

На возродившегося врага вновь обрушился град камней. Но мы слишком поздно поняли, какую совершили ошибку! Придавленные мокрыми валунами черви вновь и вновь появлялись на поверхности, и с каждым разом все выше и выше.

– Отставить! Стойте! – закричали сразу несколько голосов, но непоправимое уже свершилось. Мы сами облегчили червям задачу, создав им каменную ступеньку, местами достигавшую полутораметровой высоты.

Живое море заволновалось, над ним возникли сотни переливающихся фиолетовым воронок – и твари бросились на нас, мгновенно заполнив собой все свободное пространство. Вал слизистых тел поднялся вровень с баррикадой, а поверх него уже лезли все новые и новые черви, стремящиеся поскорее добраться до желанной плоти.

Защитники колонии не дрогнули. Взметнулось множество рук, и на червей посыпались удары топоров, дубин, тесаков. Все это сопровождали омерзительные чавкающие звуки; ошметки слизи летели в разные стороны.

И тут черви начали жрать. Не обращая внимания на сыпящиеся со всех сторон удары, они заглатывали людей, моментально смыкая зевы воронок. Под ногами отчаянно оборонявшихся добровцев бились в полупрозрачных коконах уже с десяток человеческих тел, и с каждой секундой их становилось все больше.

На помощь несчастным бросились бойцы второй линии. Ножами, палками, голыми руками они раздирали слизистые мешки, освобождая поглощенных червями людей. И тут выяснилось ужасное. Жидкость, вырабатываемая организмами этих тварей, мгновенно сжигала кожу, выедала глаза, и те, кого удалось вытащить из смертоносных коконов, умирали от болевого шока практически мгновенно.

Баррикада щедро окрасилась кровью. Лишенные кожи, похожие на ужасные красные манекены жертвы червей корчились на камнях – и умирали, умирали страшно и мучительно.

Один из таких несчастных, до половины вытащенный из распоротого червя, лишенный глаз и всей кожи, широко разевал безгубый рот и, плюясь кровью, страшно хрипел:

– У-эйте! У-эйте ме-еня-я-я!!

Минхас Багика Синх оборвал жуткие страдания этого человека, размозжив ему голову стальным крюком от кран-балки. Я видел это, поскольку был совсем рядом, вместе с остальными отбиваясь от ползущих через баррикаду тварей.

– Они прорываются! – заорал кто-то с дальнего конца баррикады.

– Огонь наверх! – прорычал Лускус, весь покрытый чужой кровью. Он возник на самом гребне, размахивая двумя факелами, и с перекошенным от ярости лицом принялся остервенело лупить по распахнутым переливчатым воронкам.

И вновь случилось странное – те черви, которых в безнадежных попытках спасти поглощенных людей растерзали защитники баррикады, как по команде начали сращивать свою слизистую плоть, и вскоре прямо в гуще схватки возникли десятки живых червей, вновь готовых убивать.

– Жги! Жги их!

В разинутые зевы тварей летели факелы, головни, а на южном краю баррикады вставало оранжевое зарево – Прохор Лапин велел ставить сплошной огневой заслон.

Я махал своей железякой, больше отпихивая, отбрасывая червей, чем нанося им ощутимый урон. В общем-то все остальные поступали так же, потому что черви или заращивали свои раны, или зажимали и вырывали из рук защитников Перевала дубины и топоры.

Мы уже не бились, а попросту сдерживали тварей, но они все напирали, и живая шевелящаяся стена выросла выше баррикады, нависая над нашими головами.

– Нужно больше дров! Больше! – раздался голос Акки, и я отметил про себя с радостью – жива, жива!

Силы наши были на исходе. Вокруг давно стояла кромешная тьма – наступила ночь, озаряемая лишь пламенем костров. Упершись в сплошную массу червей, встав плечом к плечу, подпирая спинами тех, кто стоял в первом ряду обороны, мы держали этот живой каток, эту орду безмозглых существ, способных не просто убить – поглотить, пожрать нас всех. Нас, людей, землян, хозяев Галактики, властелинов плазмы, покорителей пространства!

От страха и ощущения неминуемого конца многие принялись кричать. У некоторых нервы оказывались крепче разума, и люди сходили с ума, добровольно бросаясь в самую гущу тварей, прямо в фиолетовый зев ближайшего червя.

У меня натурально трещали кости от натуги. Сзади, с боков, даже, кажется, снизу меня подпирали тела защитников баррикады, которым тоже приходилось несладко. Упираясь голыми руками в скользкое тело червя, я то и дело менял руки, проваливающиеся в прозрачную плоть – и тогда червь, а вместе с ним и те, что сгрудились вокруг него, на несколько сантиметров продвигались вперед. Я понимал, что вечно так продолжаться не может, что в конечном итоге твари одолеют. Понимали это и остальные…

– Держитесь! Мы ведем огненный вал! Еще немного! – закричал кто-то сбоку. Я хотел послать его ко всем чертям, но воздуха в груди хватило только на жалкое шипение.

Живая стена, состоящая из колонистов, медленно проминалась под давлением червей. «Еще пара минут, – и мы все просто упадем, они сомнут и раздавят нас, – равнодушно подумал я. – Вот и все, человек разумный. Без оружия, без электричества, без своих мудреных машин, один на один с природой и порождениями ее ты, оказывается, стоишь немного. Немногого, а то и вовсе – ничего…»

В голове гудело. На какой-то момент стало очень обидно – погибнуть вот так, на чужой планете, пусть и выбранной добровольно. Перед глазами побежали строчки некролога: «Сегодня мы прощаемся с Климом Елисеевым. Он бессмысленно жил, бесславно умер, и тело его было съедено гигантскими сухопутными кишечнополостными на планете Медея».

– Дети! Там наши дети! Если они прорвутся… – голос Акки долетел до меня словно из другого мира.

Дети… Вдруг стало нестерпимо стыдно. Стыдно так, что защипало в носу. «Он бессмысленно жил…» Но жил же! А они, эти ребятишки, что волей своих родителей, а по большому счету – волею судьбы, оказались здесь? Они и пожить-то не успели. Вообще – никак. И что, их тоже сожрут эти хрустальные твари? И мы – я, все – ничего не сможем сделать? Ничего, чтобы защитить своих детей, детенышей, ради которых, собственно, и живем? Мы, люди, – и ничего?!

До ломоты в деснах сцепив зубы, я из последних сил уперся ногами в скользкие от дождя и крови камни. Слепая злоба обрушилась на меня, как лавина, и ненависть – к червям, к этой неправильной планете, к тем, кто загнал сюда тысячи людей, к несправедливости жизни, к себе самому, убогому – заклокотала во мне, точно кипящая вода в котле.

Я завыл. Завыл, как воет дикий зверь, загнанный охотниками в ловушку, попавший в западню, в капкан, из которого уже не выбраться. Пусть я умру здесь, на этих серых холодных камнях, но я буду бороться до последнего, и безносой старухе с косой моя жизнь обойдется дорого!

Думать об усталости, о том, как больно и тяжело сейчас моему бедному телу, о ноге, что едва зажила, о рвущихся мышцах и связках, о руках, что все глубже и глубже погружаются в рыхлое тело червя, словом, думать о себе я уже не мог. Мной владело только одно желание – выстоять, выдержать натиск этой безмозглой алчной протоплазмы, что пришла из неведомо какого мрака за нашими жизнями. Мы были с ней на равных – живое против живого, животные против животных.