Книга Страсти по Веласкесу - Валентина Демьянова

Вот и теперь! Если бы не Он, так и пропустила бы тот листок. Он одиноко лежал в сторонке, под диваном, только крохотный уголок наружу торчал. Ничем не примечательный, поднимая его, я не ждала никаких сюрпризов. Скользнув по нему взглядом, я наугад выхватила строчку, и в глаза вдруг бросились два слова: Диего Веласкес!

От предчувствия удачи потемнело в глазах. Стараясь сдержать нетерпение, нарочито неспешной походкой я вернулась к столу и медленно опустилась в кресло. Аккуратно положив листок перед собой, строго предупредила себя:

— Не питай особых надежд. Это может быть совсем другая картина!

Сказать-то сказала, но эти слова в тот момент ровно ничего не значили. Удары сердца гулко отдавались в висках, а руки от волнения затряслись мелкой дрожью. Глубоко вздохнув, я принялась разбирать убористый почерк:

«Расписка № 14.

26 ноября 1918 года мной, Дядиком Гавриилом Ивановичем, из усадьбы Павловка Владимирской губернии вывезены следующие вещи:

Игральный стол красного дерева с бронзовыми накладками, 1754 г.

Секретер с вставками севрского фарфора, 1780 г.

Бюро, 1770 г.

Консольное зеркало в золоченой резной раме. Богемия, 1847 г.»

В общей сложности было реквизировано двадцать два предмета мебели, и каждый из них был уникален.

Кроме мебели из усадьбы Павловка вывозилась посуда:

«Сервиз из белого фаянса с черным рисунком аллегорического содержания, конец XVIII века.

Сервиз чайный с зеленым мозаичным декором и пестрыми цветами, 1780 г.

Сервиз парадный с картинным изображением по Рубенсу. Примерно 1820 г.»

Длинный список вывозимого фарфора заканчивался записью: «2 парадные вазы с крышками, фаянсовые, с дальневосточным декором. Дефольт, примерно 1700 г.»

После мебели и фарфора шли фламандские гобелены в количестве двух штук, за ним следовала обозначенная одной строкой коллекция миниатюр, и только перевернув лист, я наконец добралась до того, что искала. Обратная сторона расписки начиналась с перечисления изъятых картин, и в середине этого списка обнаружилась нужная мне строка. Черным по белому было написано: «Диего Веласкес, Испания, «Христос в терновом венце». 1650 г.»

Не веря до конца в удачу, я еще раз перечитала запись. Все правильно! Действительно Веласкес и действительно — «Христос в терновом венце».

Теперь оставалось посмотреть в «Книге регистрации», кто же проживал в Павловке и владел картиной на момент изъятия. Хотя, кем бы он ни оказался, уже можно было сказать, что в Подмосковье за документами я поехала не зря.

Сначала я пыталась найти нужную мне запись по номеру расписки, но это оказалось делом сложным. Мало того, что номера часто дублировались, так еще и в их расположении отсутствовала всякая система. Гораздо проще было искать по фамилии эмиссара, тем более что она не была особо распространенной. Выбранный путь оказался верным, и, потратив не так уж много времени, я нашла то, что нужно. 26 ноября 1918 года из усадьбы Павловка Владимирской губернии уполномоченным Дядиком Г. И. было вывезено большое количество вещей. Приведенный перечень удивления не вызвал, так как полностью совпадал с распиской, но вот владельцами всего этого добра числились некие Мансдорфы.

Прочитав незнакомую фамилию, я глазам своим не поверила. Что за Мансдорфы? Кто такие? Каким образом картина, таинственно пропавшая в 1913 году из имения Батуриных в Московской губернии, вдруг через несколько лет объявилась во Владимирской губернии у Мансдорфов? За время, что занималась этой историей, я уже свыклась с мыслью, что в ней замешаны Батурины и Щербацкие, а о Мансдорфах и слыхом не слыхивала. И Бардин о них не упоминал, хотя, похоже, о картине знал немало.

При мысли о Бардине рука сама собой потянулась к телефону.

«Отличный повод позвонить. И подозрительно выглядеть это не будет», — мелькнуло в голове, но тут, на мое счастье, взгляд упал на часы. Был третий час ночи. Я отдернула руку от телефонного аппарата и тихо выругалась:

— Совсем ополоумела. Сейчас разбудила бы практически незнакомого человека среди ночи. Представляю, что бы он обо мне подумал?

Вздохнув, я постаралась отвлечься от мыслей о Бардине и сосредоточиться на обдумывании проблемы неизвестно откуда возникших Мансдорфов.

Первая моя догадка была очень скорой и поэтому совершенно неумной. Картина — краденая! В 1913 году она была выкрадена у Батуриных по заказу Мансдорфов!

«Ерунда, — подумала я. — Вспомни перечень ценностей, вывезенных из имения Мансдорфов. Там вещей хватит, чтобы по-царски обставить небольшой дворец. Зачем им было красть чужую картину, если и среди своих раритетов хватало? И потом… Мансдорфы были, несомненно, богаты и, значит, имели положение в обществе, которое ко многому обязывало… А они не скрывали свое владение картиной, выходит, имели на нее права».

Вторая догадка была несколько умнее, хотя и оригинальностью тоже не блистала и оставляла много места для раздумий. Картину Мансдорфы купили, но о том, что она краденая, не знали. Это больше походило на правду, но тут сразу же возникал закономерный вопрос: кто? Кто продал ее Мансдорфам?

Глава 7

Утром я первым делом набрала номер Бардина. Новые факты о судьбе интересующих нас обоих картины — отличный повод для обстоятельного разговора, и упускать такую чудесную возможность я не собиралась. Бардин узнал меня сразу, не пришлось даже прибегать к унизительным объяснениям.

— Виктор Петрович, у меня чудесная новость! Я, кажется, напала на след «Христа в терновом венце».

— Как вам удалось?! — задохнулся Бардин.

— В документах Национального музейного фонда. Представляете, всю ночь читала и все-таки кое-что нашла!

— Они что, находятся у вас дома? — недоверчиво уточнил он.

— Конечно, ведь я работаю с ними!

— Стоп! — сказал Бардин. — Давайте медленно и по порядку.

— Давайте, — покладисто согласилась я.

Мой звонок оборачивался не просто деловым коротким разговором, а настоящей длинной беседой. О таком везении я могла только мечтать.

— Ну, так что там с архивом?

Стараясь не упустить ни одной подробности, я начала рассказывать. Выходило длинно и не очень складно, но Бардин слушал терпеливо и недовольства не проявлял. Только когда я дошла до страсти деда Веры Геннадиевны к копированию документов, он меня перебил:

— Снимал копии с бумаг?! И хранил их у себя?!

— Именно!

— Фантастика! Вот что, Анна, такие новости по телефону выслушивать — грех. Вы можете приехать ко мне прямо сейчас? Я должен видеть ваше лицо, когда вы все это будете мне рассказывать.

Повторять свое приглашение дважды ему не пришлось. Дав согласие, я отшвырнула трубку в сторону и кинулась к шкафу с одеждой.