Книга Один шаг между жизнью и смертью - Андрей Воронин

Шубин визжал, замолкал на мгновение, чтобы набрать в грудь воздуха, и снова начинал визжать. Он пытался заставить себя заговорить, он готов был сказать все, что интересовало Графа, пообещать что угодно и даже выполнить свое обещание, лишь бы прекратился этот ледяной липкий кошмар, но затопившая мозг свинская паника не давала ему произнести ни слова, и все, на что он был способен сейчас, – это визг, очень похожий на тот, что издает крупная свинья под ножом неумелого мясника. Задыхаясь от боли, почти оглохший от собственных воплей, он почувствовал, как края сознания начинает обволакивать густая тьма. Она стремительно ширилась, и вскоре он ощутил себя лежащим на дне колодца, края которого стремительно сдвигались, гася краски и отсекая посторонние звуки. Шубин понял, что теряет сознание, и обрадовался этому. У него даже появилась надежда, что он умрет, не приходя в себя, но те, кто казнил его, были мастерами своего дела.

– Подожди, Клоун, – донесся откуда-то издалека голос Графа. – Ты что, не видишь, что он отъезжает?

Шубин почувствовал укол в левое предплечье, и через несколько мгновений все, от чего он пытался сбежать в забытье, скачком вернулось на место. Свет стал ярким и режущим, запахи лезли со всех сторон, забивая ноздри, звуки грохотали в ушах, боль в изувеченной глазнице пульсировала, заставляя его корчиться подобно раздавленному белому червю. Он глотнул воздуха, собираясь снова закричать, но каким-то чудом совладал со своими голосовыми связками и прохрипел севшим от нечеловеческого напряжения голосом:

– Не надо… Умоляю”. Я все скажу. За домом, под.., под яблоней. Найдете… Мешок из-под удобрений-, умоляю.., нет!

Граф кивнул. Двое бандитов торопливо вышли из дома, прихватив в сенях лопату с испачканным засохшей землей ржавым лезвием. На их лицах было написано облегчение, почти радость, как у двух школьников, которых неожиданно отпустили с контрольной. Вслед им раздался нечеловеческий вопль Шубина – Клоун снова взялся за дело.

– Ох, мать твою, – заметно вздрогнув от этого вопля, сказал один из бандитов, нервно тиская грязный черенок лопаты, – что ж они делают, а?

– Тише ты, – хмуро сказал второй. Он остановился по колено в молодой лебеде рядом с разлапистым, черным стеблем прошлогоднего бурьяна, увешанным колючими шарами репьев, и стал закуривать, ломая спички и поминутно роняя коробок на землю. – Тише, баран, а то как бы самому под нож не пойти. Клоун тебя обслужит в шесть секунд. Ему, блин, по барабану, кого обслуживать.

В покосившемся, с просевшей крышей бревенчатом доме еще добрых полчаса не смолкали вопли. Отравленная кровь адвоката Шубина брызгала во все стороны, обильно окропляя стены и пол, и кое-кто из присутствующих, борясь с подступающим обмороком, спрашивал себя, откуда в этом обескровленном, исполосованном опасной бритвой теле берутся силы на то, чтобы так голосить. Наконец жизнь, словно поняв бессмысленность и даже противоестественность сопротивления, покинула окровавленную мясную тушу, бывшую некогда известным адвокатом, и в доме стало тихо, Граф в сопровождении своей свиты неторопливо вышел из дома, бережно ведя под руку Таню, которая сейчас больше напоминала заводную куклу, чем живую женщину. Он курил, щурясь на яркое майское солнце, и явно пребывал в отличном расположении духа. С головы до ног забрызганный кровью Клоун отмывался у колодца, пьяно хихикая и все еще трясясь от возбуждения. Мрачный качок в майке с эмблемой команды университета штата Джорджия – мордой бульдога в бейсбольной кепке – помогал ему, поливая из мятого жестяного ведра. Он упорно смотрел в сторону, стараясь стоять так, чтобы брызги смешанной с кровью воды не попадали на одежду.

Поодаль стояли два пыльных джипа, в один из которых только что погрузили две туго набитые спортивные сумки. Скомканный, перепачканный свежей землей полиэтиленовый мешок из-под минеральных удобрений валялся в стороне. На полпути между домом и джипами ничком лежал Палыч. Руки его были широко разбросаны в стороны, и можно было подумать, что он просто прилег вздремнуть, если бы не запекшаяся рана в стриженом затылке, над которой уже вились жирные сине-зеленые мухи. Граф обошел труп, но ему все же пришлось переступить через вцепившуюся в траву мертвую руку.

Он вдруг остановился, будто что-то припомнив, и обернулся, уставившись задумчивым взглядом на дом. Секунду спустя, словно повинуясь его взгляду, на крыльце появилась Светка. Она до сих пор не успела до конца одеться, ее переливающийся чешуйчатый плащ висел на согнутой руке. Другой рукой проститутка прижимала к груди скомканную блузку. Губы у нее тряслись и прыгали, как будто жили своей, отдельной от всего остального тела жизнью, парика нигде не было видно, и жидковатые, неопределенного цвета волосы торчали во все стороны неопрятными прядями. Светка шла как в тумане, и было очень похоже, что она тронулась умом от пережитого ужаса. Скорее всего, так оно и было, иначе она ни за что не вышла бы из дома, пока джипы не уехали.

Увидев ее, Таня вздрогнула и подняла на Графа взгляд, в котором можно было без труда прочесть невысказанную просьбу. Но Граф не смотрел на нее: он разглядывал Светку с тем же выражением брезгливого любопытства на длинном холеном лице, с которым смотрел недавно на спящего Шубина.

– Старею, – негромко сказал он. – Совсем о ней забыл, представляешь?

– Не надо, – совсем тихо попросила Таня. Голос у нее был сухим и ломким, как прошлогодняя трава. – Пожалуйста. Зачем? Она будет молчать.

– Разумеется, она будет молчать, – согласился Граф. – Иначе просто быть не может. Губастый, сделай так, чтобы она молчала.

Качок в майке с изображением бульдожьей морды поставил на землю ржавое ведро, из которого поливал на руки Клоуну, поднял прислоненный к гнилому колодезному срубу автомат на уровень живота и с лязгом передернул затвор. Светка продолжала стоять на крыльце, прижимая к груди мятую блузку и обводя двор недоумевающим взглядом расширенных глаз. Она была похожа на человека, который только что вынырнул из пучины ночного кошмара и сидит на постели, силясь сообразить, на каком он свете.

На то, чтобы окончательно прийти в себя, ей не хватило нескольких мгновений. Автомат в руках у Губастого загрохотал, яростно подпрыгивая и плюясь огнем; в траву, кувыркаясь на лету, посыпались медные гильзы. Губастый стрелял сбоку. Светку развернуло к нему лицом и сбросило с крыльца прямо в прошлогодний бурьян, куда в последнее время повадился справлять малую нужду ленивый Палыч. Чешуйчатый плащ упал на гнилые доски крыльца, разодранная пулями блузка плавно спланировала на траву. Торчавшие из переломанного, смятого бурьяна голые мускулистые ноги Светки несколько раз судорожно дернулись. Правая туфля слетела и откатилась в сторону. Босая нога еще раз слабо шевельнулась и затихла, непристойно алея накрашенными ногтями. Губастый длинно сплюнул в колодец и забросил на плечо ремень автомата.

Таня молча отвернулась.

* * *

Когда два пыльных джипа миновали пустую, словно вымершую деревню и, тяжело переваливаясь на ухабах, углубились в лес, Граф закурил очередную сигарету и сказал, убирая в карман зажигалку: