Книга Параноики вопля Мертвого моря - Гилад Элбом

— Ага, точно, — говорят очки. — Деньги надо класть на ограждение, а то она поскользнется на этой долларовой бумажке на своих шпильках и расшибет себе голову.

— Вот-вот, — говорит кожаная куртка. — Я этого как раз понять не мог. Я-то думал, что весь смысл в том, чтобы заставлять девушку подбирать деньги с пола, как собака.

— Ага, — говорят очки, — а в чем тогда смысл, если надо быть таким тактичным? Да там все кишмя кишит туристами.

— Точно. Он сказал, что нам надо поехать в настоящий стрип-бар. Там есть одно местечко возле аэропорта, там танцуют мексиканки весом под триста фунтов. И вот он начинает мне говорить, как туда ехать: Холливуд-фривей, потом Харбор-фривей, потом Сенчури-фривей, типа того. Но я так туда и не поехал.

— Что так?

— Я осознал, что мне нужна девушка.

— Правильно.

— Ну не для секса, конечно. Подвозить друг друга.

Дорога мокрая, но дождя нет. Мы проезжаем кибуц. Похоже, тут были коровы. Темнота сгущается, и я включаю дальний свет. В кустах на обочине скрывается дикобраз. Черно-белый.

— Вот то же самое было со мной в Амстердаме, — говорят очки.

— И как оно в Амстердаме?

— Амстердам — хорошее место, — говорит кожаная куртка. — Я бы туда съездил.

— Амстердам — отвратительное место, — говорят очки. — Холодно, грязно, и делать нечего, кроме как смотреть на тюльпаны и уродов на велосипедах.

— А квартал Красных фонарей? — спрашивает кожаная куртка.

— А, ну это да. У них есть квартал Красных фонарей.

— И кофейни, — говорит кожаная куртка.

— И кофейни, — говорят очки. Девушка смеется.

— Ну а кроме этого, — говорят очки, — ничего. Тюльпаны и велосипеды.

— Дурак, — говорит девушка.

— Да там некуда пойти, — говорит кожаная куртка.

— Поверь мне, — говорит девушка, — мы живем в самом лучшем месте на земле.

— Я был в Лондоне, — говорю я.

— Лондон — это здорово, — говорят очки.

— Лондон — это отстой, — говорит кожаная куртка.

— Зато хорошие музыкальные магазины, — говорю я.

— Еда плохая, холодная погода и девушки холодные, — говорит кожаная куртка. — А люди там такие консервативные, что жуть.

— А я бы хотел там немного пожить, — говорят очки.

— Лондон мертвый, — говорит кожаная куртка. — Вот Нью-Йорк — это да.

— Да там холоднее, чем в Лондоне, — говорит девушка.

— Только не летом, — говорит кожаная куртка.

— Летом там жарче, чем в Тель-Авиве.

— А ты бы куда хотела?

— В Париж, — говорит девушка.

— В Париж?

— Париж — самый красивый город.

— А ты там когда-нибудь была?

— Нет, — говорит девушка, — я хочу поехать.

— Я там был, — говорит кожаная куртка, — поверь мне: не рекомендую.

— Почему?

— Я сижу там в ресторанчике, ем картофель фри. Доесть не могу. Ну, прошу коробку. Официанту это не очень нравится, но он приносит коробку. Я кладу картошку в коробку, расплачиваюсь, чаевые, все такое. Выхожу. На тротуаре прямо рядом с ресторанчиком встречаю товарища по армии — еще одного израильтянина в Париже. Я открываю коробку, угощаю его картофелем, мы начинаем идти — и кто бы вы думали вылетает за нами из ресторана, догоняет нас на бульваре и выхватывает у меня из рук коробку?

— Официант?

— Официант. Верите?

— Да они чокнутые, — говорят очки.

— Я же сказала, — говорит девушка, — здесь — лучшее место. Не надо никуда ехать.

— Я приехал, — говорю я.

— Вы здесь живете?

— Да.

— Спасибо, — говорит кожаная куртка. — Мы поймаем автобус отсюда.

Они выходят. Кожаная куртка закуривает. Они идут к автобусной остановке и смеются. Я паркую машину и иду домой. В квартире холодно. Я включаю обогреватель, ставлю первую сторону пластинки Manowar «Battle Hymns», наливаю себе чаю, включаю компьютер.

Но я устал, я не могу сосредоточиться, и почему-то, не знаю почему, я думаю о Натане Куке, одном из семи солдат, с которыми я делил комнату в армии. У него были свои пятнадцать минут славы, когда он появился на телевидении как национальный герой. Он рассказывал корреспонденту и всей публике о том, как он ездил в Японию и нашел телефон-автомат в Нагое. Из-за какой-то технической неполадки с него можно было делать международные звонки бесплатно. И тогда он рассказал об этом всем израильтянам в Нагое, и они звонили в Израиль и разговаривали со своими семьями, девушками и парнями целыми часами. Бесплатно.

Нет, я сдаюсь. Я выключаю компьютер, допиваю чай, жду, пока Эрик Адамс дотянет последние ноты «Shell Shock», выключаю обогреватель и ложусь спать.

Глава 5

Помните, я говорил вам, что у меня степень бакалавра по сравнительному литературоведению и лингвистике? Ну так вот, это не совсем так. Мне еще надо сдать два зачета. А точнее, мне надо сдать работу по одному из курсов по литературе, и следующая неделя — крайний срок, когда я могу сдать ее и не платить за весь курс заново.

Пока я готовлю себе завтрак, играет «Countdown to Extinction». Мне нравится Megadeth. Никаких вам нелепых оркестровых увертюр, никаких сверхъестественных судебных процессов, и при этом полное отсутствие статуса динозавров при жизни. Это, конечно, не «Rust in Реасе», но они стареют как-то более изящно, чем предыдущая группа Дэйва Мастейна. Мне нравятся эти вкусные, длинные гитарные соло, сердитый, кричащий вокал, постоянные перемены от громкого и сверхбыстрого к мягкому и задумчивому, от личного к политике, от дикого и неистового к чему-то попсовому и мелкому.

Еще одно тихое утро, но мне уже все равно. Завтрак готов: омлет с сыром, ломтики огурца с кориандром и укропом, маслины и тосты с маслом. Я ставлю все это на кухонный стол и сажусь, открывая карманное издание «Робинзона Крузо». Мне всегда нравилось читать за едой. А мама всегда на это злилась. Она выхватывала книжку у меня из рук, особенно за завтраком, а когда я принимался читать надписи на коробке с кашей, она и её убирала. Может, она не хотела, чтобы я опаздывал в школу. Мама на самом деле любит книги, так что, возможно, она считала чтение почти что священнодействием, которым ни в коем случае нельзя заниматься за кухонным столом. Не знаю. Как бы то ни было, я сейчас живу в своей собственной квартире, и мне очень нравится читать во время еды. Хотя — признаюсь — я все еще чувствую вину.

В дверь стучат. Соседка. Глаза у нее покрасневшие. Они всегда такие.

— Мне надо вопрос задать.

— Пожалуйста.