Книга Параноики вопля Мертвого моря - Гилад Элбом

— А теперь твоя очередь, — говорит Ассада Бенедикт.

— Но я и так убегаю!

— Куда ты убегаешь?

— Сюда!

— Ты уже на полпути отсюда.

— Кто так сказал?

— Она тебя уволит, — говорит Урия Эйнхорн. — Ты стоишь на столе.

— Она никогда не узнает, — говорю я.

— Мы ей скажем.

— Она вам не поверит.

— Она все равно уволит тебя, — говорит Иммануэль Себастьян. — Тебе нет здесь места.

— Книга ещё не закончена, — предупреждаю я.

— Книга — не выход, — говорит Абе Гольдмил.

— Она на английском! — кричу я.

— Это фикция, — говорит Абе Гольдмил, — это постановка ухода.

— Это фарс, — говорит Ассада Бенедикт.

— Пошли вон! Все! Убирайтесь с моего места!

Но они просто стоят и смотрят на меня, как если бы никогда не видели стоящего на столе человека. И я смотрю на них, смотрю, как их маленькие головы светятся во флуоресцентном свете, ловят первые тёплые лучи, сияют, как низкие горные пики вокруг горы Синай. И я стою там долго, и становится жарко, и я вдруг понимаю, что я один. Дельфина ушла в тот самый момент, когда я закончил излагать свое глубинное лингвистическое наблюдение, и посмотрела на меня с такой жалостью и отвращением, какие обычно оставляют для прокаженных в самой тяжелой форме. Наверное, она сейчас спускается вниз вместе с остальными паломниками и туристами, аккуратно ступая длинными ногами на камни, она спускается на землю. А я стою совсем один и жду, что что-то случится, я жду, что гром и молния наполнят моё сердце знанием, что явится десница Божья и даст мне знамение, намёк, исправленные Десять Заповедей, указания, как добраться до Голливуда.

Ничего не происходит. Жарко, жарко и бессмысленно, и я смотрю в небо и думаю о своём отце, и как иногда человеческий мозг должен контролировать клапан, который раньше принадлежал свинье, потому что эта дурацкая свиная затычка ничего не сделает сама по себе. И я думаю о своей матери и о том, как иногда надо подключать себя к странному механизму, который разбудит тебя ночью и запустит твои засорившиеся очистные сооружения, заставит твои жидкости двигаться. Потому что если ты этого не сделаешь, не произойдет ничего.

И я стою на вершине горы и жду.

Урия Эйнхорн уходит, держа обеими руками свою пустую чашку, а Деста Эзра делает шаг вперёд и несколько секунд смотрит на меня и уходит, качая головой; Иммануэль Себастьян говорит Абе Гольдмилу, что над новым стихотворением ещё придется поработать, особенно над строчкой, где ты её сравниваешь с подсолнухом; Амос Ашкенази говорит Ассаде Бенедикт, что хочет купить улицу Бен-Йехуда, но Ассада Бенедикт говорит, что Бен-Йехуда дорогая, а есть ли у тебя деньги, и Амос Ашкенази отвечает, что он только что прошёл клетку «Вперёд», и они оба уходят обратно в игровой зал.