Книга Loveушка для мужчин и женщин - Катерина Шпиллер

Отелло нам кланялся…

Разве можно, рассуждая об отношениях мужчины и женщины, не вспомнить о ревности? Разве это не одна из сильнейших и важнейших эмоций, сопровождающих настоящую любовь? Но… настоящую ли?

Нашла на эту тему две свои «программные» публикации. Что ж, прочтем и поговорим.

Страсти по неандертальцам

«Мой-то вчера свирепо так спрашивает: кто это, мол, тебя к дому подвез? Он, оказывается, на балконе курил и видел, как я подъехала. Говорю: да я у метро машину поймала, автобусов не было… А он: кроме «Вольво» больше ничего поймать не могла? И такой мрачный стал, чернее тучи!»

При этом у самой женщины-рассказчицы замирает сердце, когда мужа по телефону спрашивает приятный женский голос. Пока тот разговаривает, она нервно делает тысячу ненужных, лишних движений: поправляет занавески, переставляет цветы и долго вытирает несуществующую пыль… «Кто это был?» — как можно равнодушнее бросает она, когда муж вешает трубку. «С работы», — спокойно отвечает тот. И у нее портится настроение… Но о таком не рассказывают. Об этом грустно молчат.

Интересно, почему? Никто из женщин не признается. Все говорят приблизительно следующее: «Я — ревновать? С какой стати? Это меня всегда все ревнуют!» В общем, одни и те же гордые декларации в разных вариациях.

А я сама стала бы рассказывать? Смотря, кому… Возможно, только маме, которая никогда не будет даже мысленно посмеиваться надо мной и злорадствовать. Но, с другой стороны, зачем огорчать маму?

Итак, ревность…

С этой злобной штучкой я познакомилась еще в нежном возрасте. Влюбилась так, как можно влюбиться только в пятнадцать лет. И вдруг в одну секунду на меня обрушилась страшная ревность. Я даже помню, как это произошло: иду себе по весенней улице в предвкушении вечернего свидания, и тут как обухом по голове: а ведь он уже не раз целовался с… какими-то девчонками-мерзавками! У меня закружилась голова — от ужаса, от злости, от хорошего воображения. Такое я испытывала впервые. И не понимала, что со мной происходит. Болел живот, безумно стучало сердце. Откуда я знаю, что он делает в этот час, где он? То есть знаю: в институте. А там кругом… студенточки-хищницы, которые только и мечтают, как захомутать моего единственного! Меня закачало…

Оказалось, что качнуло мое страдающее тело весьма целенаправленно — к телефону-автомату. Набрала номер. Никто не брал трубку… Я плакала, слушая безответные гудки, и думала о том, что теперь не смогу быть счастливой: новое чувство, поселившееся во мне, никогда не даст расслабиться.

Вечером я, конечно же, закатила ему омерзительную сцену, после которой он должен был меня бросить, бежать со всех ног… Но он любил. И простил.

Потом было много всякого. Я взрослела, приобретала опыт, но с того первого случая феномен ревности всегда интересовал меня как объект собственных исследований, ненаучных и пристрастных.

Во-первых, ревность бывает острой — болезненной, мучительной, совершенно невыносимой. Помните свой пульпитный зуб? Как мне кажется, примерно то же чувствует человек в остром приступе ревности: мечется, не находя себе места, думать способен исключительно об этом.

Во-вторых, ревность может быть вялотекущей, напоминая тупо ноющий кариес. Как правило, хроническим это чувство становится, когда предмет ревности дает постоянные поводы. Или если его подруга сама ищет эти поводы, не в силах справиться со своим воображением.

Последствия и того, и другого всем хорошо известны: выяснения отношений, слежки-разборки, слезливые примирения, жестокие разрывы…

Когда мучишься ревностью, то реальную или вымышленную соперницу представляешь непременно хохочущей во весь непременно белозубый голливудский рот. Собственные недостатки сразу превращаются в непоправимые уродства: бедра, волосы, кожа, ноги, нос — все не такое, отвратительное. А ум? Да какой там ум! Разве достигнуты в этой жизни хоть крошечные вершины? Стала известной, богатой, незаменимой? Как же! Кому нужна такая серость?

Потом является гордыня. Покончив с переживаниями по поводу собственной никчемности, начинаешь презирать окружающих, которые не в состоянии оценить твои потрясающие достоинства. Даже объект любви слеп и туп… Тебе, такой умной и тонкой, предпочитают глупеньких дешевок, легкодоступных дур. И ты живешь, непонятая этими неандертальцами, предпочитающими пошлых блондинок. Можно подумать, от этого легче. Ничего подобного: ревнуешь и страдаешь еще сильнее…

Однажды на девичнике дама средних лет, выпив бокал вина, вдруг вступила в разговор подруг, весело хваставших бешеной ревностью своих мужчин:

— Кому мы нужны? Наши мужики живут с нами только потому, что им недоступны Мерилин Монро! Каждый бросил бы любую из нас, если б его поманила какая-нибудь топ-модель. Они ревнуют? Не обольщайтесь! Это мы сохнем от ревности и обиды, когда наши мужья вздыхают перед телевизором.

Женщины как-то поникли, с экспрессивной дамой никто не спорил.

Господи, какую же недобрую бурю чувств надо испытать, чтобы так печально и безнадежно смотреть на вещи? Впрочем, экспрессивная дама права в одном: ревность — чувство разрушительное. И с ним надо бороться. Как? Вот уж не знаю. Подозреваю, что это чувство, как учение Маркса, непобедимо. Пока никто не ухитрился прожить жизнь, не испытав его. А может быть, иначе нельзя? Кто-то говорит, что ревность — это норма и признак любви. Но разве может быть нормой зубная боль, ощущение собственной неполноценности или надменная гордыня? Замкнутый круг.

Сладко, когда тебя любят столь страстно, что ревность начинает отравлять жизнь… Парадокс? Вовсе нет.

Соперница

Я с ней смирилась. Только пусть она не приходит к нам домой.

Здравствуй, милая мамочка! Как у вас в Питере — метет? Впрочем, накануне по телефону мы с тобой подробно обсудили и вашу, и нашу погоду… Это я так — чтоб разговор начать. Знаешь, мамуля, всю ночь не спала, с тобой полемизировала. Во вчерашнем нашем споре у меня не нашлось веских аргументов против твоих доводов. Зато благодаря бессоннице я придумала нужные слова. Потому прямо с утра и села писать, благо сегодня суббота, выходной.

Да, суббота, а муж сидит за компьютером и ничего вокруг себя не видит. Работает. У него, как всегда, аврал. Ты вчера сказала, да еще так насмешливо, мол, я ревную мужа к работе. Я что-то промямлила в ответ от неожиданности… Теперь говорю честно и ясно: да, ревную. И не вижу повода для иронии. Тебе просто незнакомо это чувство, ты — счастливый человек.

Ты все время говорила про папу как про отрицательный персонаж. Вот, мол, и зарабатывает всю жизнь копейки, и домой приходит минута в минуту — к ужину, а потом часами сибаритствует в мягком кресле. Ну, иногда в магазин «за тяжелым» сходит или книжную полку повесит… И все. Ма, а что ты еще от него хочешь? Денег нам всегда не хватало, это я помню… Но ведь и времена были такие, что особенно не разбогатеешь. Папа — обыкновенный инженер. Как он мог заработать бешеные деньги? Трудиться на износ и сгорать на работе за идею и за те же двести рублей — ты сама всегда зло смеялась над подобным идиотизмом. И наш папка, слава богу, этим не страдал. Он делал все, что мог, на своей дурацкой службе, потом бежал домой, потому что там ему было хорошо! Он отдыхал рядом с нами, с тобою — между прочим, с любимой женой, а не с любовницей! А теперь он у нас вообще почти пенсионер…