Книга Прекрасная посланница - Нина Соротокина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Музыка играла уже тихонечко, не для танцев, а для ублажения слуха. Всем этим салонным премудростям Сурмилов выучился в Париже. Мужчины устали отирать фулярами потные лбы, развязали шейные платки и расстегнули верхние пуговицы камзолов, господа военные ослабили шарфы на талии — подпирает полный желудок-то, дышать не дает.
Вот в этот момент Лизонька и увлекла Клеопатру в малую гостиную для приватного разговора. Сели друг против друга, затрясли веерами. Клеопатра робела при виде этой заморской барышни. И одета по парижской моде, и в поведении раскованна. А Клеопатра, живя в столице, света не видела. Вначале к юбке тетки бригадирши была пришпилена, а после свадьбы сразу отбыла в загородную мызу. Все новомодные штуки старика Сурмилова были ей в диковину. Со стороны казалось, что девы уединились, чтобы отдохнуть после танцев, и если их кликнуть, то они сразу вспорхнут, как легкие птицы, и разлетятся в разные стороны. Но Лиза начала разговор сразу и первыми же словами придала их встрече основательность.
— Клеопатра Николаевна, я очень рада нашему знакомству. Сразу по прибытии в Петербург я искала встречи с вами, но не знала, как вас найти. Родион Андреевич, надеюсь, рассказывал вам обо мне? То есть я хочу спросить, известно ли вам, что я невеста вашего брата?
Клеопатра совсем смутилась. Веер опал в руке ее, глаза ее тут же уставились в пол. Тема-то больно деликатная. Разве можно вот так, сразу… Лиза терпеливо ждала. Наконец, Клеопатра кашлянула негромко и пробормотала через силу:
— Мне это известно.
Лиза так и расцвела.
— Я очень хочу, просто мечтаю, чтобы мы подружились. Зовите меня просто по имени. А мне как вас называть? У вас такое звонкое имя! И в нем, по моему разумению, вообще нет уменьшительного.
Клеопатра рассмеялась. Робость ее ослабла.
— Матвей зовет меня Клепкой. И еще иногда говорит… Заклепка. Экий негодник! А Родион кличет Катей. Если хотите, можете меня так по-простому и называть.
Лиза тут же воспользовалась этим правом:
— Катенька, так вы одобряете наши с князем Матвеем намерения?
— Я-то одобряю, но как на ваши намерения господин Сурмилов посмотрит. Матвей, конечно, не беден, но при вашем-то богатстве…
Лиза откинулась в кресле, вскинула брови, лицо ее приняло надменное и одновременно лукавое выражение. Тень от веера-опахала трепетала, как гигантский мотылек, заблудившийся в ночных сумерках. Насмешливый и важный вид девы говорил: мол, что там папенька, как она захочет, так и будет.
Поиграла сама с собой в этакую роковую женщину, но скоро решила — хватит уже дурочку валять, и вернулась к озабоченному тону.
— Я получила от Матвея одно-единственное письмо, — потупленный взор лучше всяких слов сообщал, что письмо любовное. — Это было давно, еще в Польше. А дальше — ни слуху ни духу. И я ничего не знаю — где он, что с ним?
— В армии. Ох, не любит мой братец письма писать. Известно только, что воюет он где-то в Польше. Но Родя, муж мой, знает, куда надо письма писать. Только идут они очень долго.
— И еще я хочу напроситься к вам в гости.
— О, конечно, приезжайте. Только это далеко, под Ораниенбаумом. Мыза наша называется Отарово. Муж объяснит вам, как туда добираться. Только упредите свой приезд запиской, чтобы я могла подобающе подготовиться.
Выбраться в гости к Клеопатре удалось только после Масленой. Сурмилов и слышать не хотел, что будет кушать блины в одиночестве. Он вообще был против отъезда Лизоньки из дома. На три часа можешь отлучиться, на вечер, если бал где-то, но на несколько дней — это уж слишком. Он был очень напуган польскими приключениями дочери.
Но Лиза тоже умела быть настойчивой и в первый день поста отбыла с Павлой, кучером и лакеем Касьяном на мызу Отарово. Знал бы Сурмилов о мечтах его дочери, сумел бы настоять на своем. Но где ему было знать, что названая подруга Клеопатра носила в девичестве фамилию Козловская и состоит в родственных отношениях с тем долговязым нахальным петиметром, с которым он имел знакомство в Париже. Про Матвея он знал только, что он хоть и князь, но на деле гол как сокол, поэтому по сути своей есть охотник за приданым, то есть беспечен, подвержен порокам и вообще хищник.
И, сознаемся, решающую роль в положительном решении Карпа Ильича сыграла фамилия Люберов. Потому и отпустил. О том, что Лизонька встречалась с Родионом в Польше, отцу не было сказано ни слова, он вообще не был в курсе тех событий. У Сурмилова имелся свой интерес, он хотел заполучить этого скромного и незаметного молодого человека про запас. Шутка ли, у самого Бирона в чести. Такого человека надо рядом с собой держать и вообще лелеять.
Клеопатра о предстоящей встрече с Лизой думала с удовольствием, девушка ей нравилась, но недоумение вызывало поведение мужа. Он был более чем сдержан в оценке предстоящего визита. Клепа уже успела изучить характер супруга: он вообще был немногословен, не любил обсуждать повседневные житейские занятия и никогда не принимал участия в разговорах, которые любят женщины. Ведь как бывает у них: соберутся в кружок и часами мусолят одну и ту же тему: как такой-то (или такая-то) вошел, как посмотрел, что подумал, потом выскажут догадки на этот счет, выстроят версии, чтобы их тут же опровергнуть и сочинить новые. Когда Клеопатра пыталась обсуждать с мужем предстоящую женитьбу Матвея и Лизы, он надолго и тяжело замолкал. Естественно, она задавала вопросы:
— В чем дело? Может, ты думаешь, что Сурмиловы слишком богаты, думаешь, что Матвей их кичится?
Родион только говорил с досадой:
— Да не в этом дело! При чем здесь: князь — не князь.
— Но ведь Матвей ее любит, — с напором говорила Клеопатра.
Родион только плечами пожимал: мол, не наше это дело. А чье, спрашивается?
Лиза приехала как раз в последний день Масленицы и была принята с подобающей щедростью. А на следующий день, в Чистый понедельник, обе, и хозяйка и гостья, как водится, с утра полоскали рот, чтобы смыть следы скоромной пищи. Конечно, сходили в храм, отстояли службу, но дома никак не удавалось вести себя, как подобает в первую постную неделю. Посиди-ка всю зиму в снегах, когда муж неделями на службе, так любому человеку обрадуешься. А тут такие гости!
Все-то они разговаривали, да не смирно, а с интересом, весело. И Павла, сидевшая в уголке гостиной с вязаньем, неодобрительно поджимала губы. В народе-то как говорят: «Великий пост всем хвост подожмет», а этим двум все бы хиханьки-хаханьки.
Клеопатра, хоть и не пристало обсуждать подобное с девами, шепотом сообщила, что на сносях уже третий месяц. Восторгу Лизы не было предела. Она была уверена, что родится мальчик, и называла будущее дите племянником, чем необычайно смущала Клеопатру.
Но Лизе хотелось говорить про Матвея. Чтобы избавиться от внимательных ушей Павлы, были придуманы далекие пешие прогулки. Март месяц неровный, непостоянный: то холод, то оттепель. Ходили на залив. Снежный наст голубой, блестящий, ветер пронизывал до костей. А на следующий день вдруг повеет теплом, и сразу в воздухе влажность, того и гляди, ноги промочишь.