Книга Торквемада - Говард Фаст

Торквемада подошел к койке, смотрел на Альваро. Альваро мирно спал, глубоко и ровно дыша, его сон был невинным и безмятежным. Торквемаду захлестнула горячая волна зависти, да что там зависти, даже ненависти, но эта ненависть как пришла, так и ушла. Альваро неожиданно открыл глаза, сел, щурясь от яркого света факела, потом открыл глаза шире и увидел Торквемаду.

— Сны мне сегодня не снились, — сказал Альваро, — но, похоже, я вижу их наяву. Думал ли ты когда-нибудь, Томас, что все россказни об аде куда правдоподобнее, чем нам казалось? Возможно, наш мир — просто ад какой-то иной жизни.

— Опять богохульствуешь? — сказал Торквемада.

— Сколько раз ты будешь убивать меня? Сколько раз сжигать? — Альваро опустил глаза, потом тихо спросил: — Что, Томас, время пришло?

— Для чего?

— Для моей смерти.

— Нет, не пришло, — ответил Торквемада.

— Зачем же ты тогда явился? Твое присутствие мне тягостно. Я могу побыть один — вот и все, что мне осталось, а тут возникаешь ты, словно ангел мести, или лучше сказать — дьявол? Что тебе нужно, Томас? Ты пришел сюда ради спасения моей души? Тебя ведь всегда беспокоило, что станется с моей бессмертной душой. Я что, должен сделать признание?

— Ради спасения моей души, думаю, да.

Альваро рассмешили его слова. Он захохотал. Его все сильнее разбирал смех, тело его сотрясалось. Альваро, не в силах остановиться, согнулся от хохота, но тут Торквемада крикнул:

— Прекрати! Прекрати!

— Ради спасения твоей души, Томас! Никогда не думал, Томас, что ты сочтешь, будто твою душу нужно спасать. Заглядывал ли ты в свою душу, Томас? Она черна как смоль, но оправлена в золото. Она украшена миллионами золотых монет, отнятых у бедняг, которых ты сжег. Томас… Томас, ты — как горькое обвинение против человечества. Бог не в своем уме, иначе он не допустил бы, чтобы вода во время потопа пошла на убыль. Впрочем, зачем мне сомневаться в тебе, Томас? Если тебе случится шагнуть в вечность и полететь прямехонько в адскую бездну, ангелы с песнями подхватят тебя и спасут твою смрадную бессмертную душу. Надеюсь, тебя доставят в рай. Поверь, Томас, я всей душой надеюсь на это. Каждую ночь я молюсь, чтобы моя надежда сбылась, молюсь сразу трем богам — еврейскому, христианскому и мусульманскому. Молюсь, чтобы на небесах тебя встретили с распростертыми объятиями и приняли твою зловонную душу. Знаешь, почему я молюсь об этом? Можешь догадаться, Торквемада?

Альваро ждал ответа, глядя на Торквемаду с улыбкой, и, сам того не желая, приор спросил:

— Почему?

— Ответ очевиден, — улыбался Альваро, — я отвечу тебе напрямик: если мне суждено быть в аду, хочу быть уверен, что никогда больше не увижу тебя.

— В храбрости тебе не откажешь, Альваро, — признал Торквемада.

— Храбрость! — Альваро вскочил. — К черту храбрость! Что такое храбрость? Когда ты на дне, ниже уже не опуститься. Если летишь с обрыва — назад дороги нет. Мне нечего терять, Томас. Ты что, сожжешь меня дважды? Трижды? Десять раз?

— Ни разу. — Голос Торквемады звучал бесстрастно. — Я пришел освободить тебя.

Альваро подошел к Торквемаде и, глядя ему в глаза, прошептал:

— Что ты задумал, Томас? Ты уже сыт по горло дыбой и тисками? Это что, новый, более утонченный способ пытки?

— Я говорю правду. Я пришел освободить тебя.

— Нет, — сказал Альваро. — Никогда. — Он подошел к койке, сел и, уставившись в пол, пробормотал: — Никто еще не выходил живым из лап Торквемады. Я читаю тебя, как книгу, Томас, — как книгу смерти. Смерть — единственный друг Торквемады, смерть и камера пыток. Сколько сотен людей ты осудил на смерть, Томас?

— Но ты это знал, — напомнил Торквемада. — Ты все знал и оставался моим другом. Мы были друзьями, потому что твоя вера — а это и моя вера — была крепка.

— И теперь я за это расплачиваюсь, — перебил его Альваро. — Не говори мне о своей вере. У нас нет общей веры. У нас нет ничего общего.

Торквемада кивнул и произнес — отстранение, бесстрастно:

— Тем не менее я тебя освобожу, Альваро. На твое имущество наложен арест, и оно перейдет в собственность святой инквизиции. Я советую тебе уехать отсюда. Уехать с пустыми руками — ведь именно так мы приходим в мир, а для тебя, Альваро де Рафаэль, такой отъезд, я полагаю, равносилен отходу в мир иной. Поэтому, повторяю, уезжай. Твое имущество конфисковано, но ты можешь взять коня, седло и шпагу. Уехать ты должен сегодня же вечером. Если завтра тебя увидят в Сеговии, я прикажу арестовать тебя.

С недоверием глядя на Торквемаду, Альваро снова встал. Подойдя к двери, Торквемада распахнул ее и жестом пригласил Альваро покинуть камеру:

— Иди, Альваро. Я буду освещать твой путь.

Альваро подошел к приору.

— Так это правда? — понизив голос, спросил он. — Помоги мне Бог, ты не обманываешь меня, Томас? Не ведешь со мной двойную игру? Когда-то ты был мне другом… Пойми, у меня не осталось сил, мне не вынести…

— Я говорю правду, — отрезал Торквемада.

Альваро пристально смотрел на него.

— Я не могу благодарить тебя… и не буду. Будь ты проклят, мне легче умереть, чем быть обязанным тебе! Я не хочу, чтобы ты дарил мне жизнь.

Торквемада вышел за дверь, Альваро последовал за ним; он шел за пляшущим кругом света, и кто знает, что он означал — жизнь или смерть, правду или ложь, весь мир или ничто. В гневе и сомнениях Альваро шел за Торквемадой.

— Я слышу слова испанца — не еврея, — сказал Торквемада. — Но я не оказываю тебе милости, я плачу долг.

— Какой еще долг? — выкрикнул Альваро. — Ты мне ничего не должен.

— Не испытывай мое терпение, — оборвал его Торквемада, — и пойми меня правильно, Альваро: я ненавижу тебя не меньше, чем ты меня!

Теперь Альваро поравнялся с Торквемадой — он шел в круге света от факела по коридору, кивал, сжимал кулаки и снова кивал, соглашаясь со словами приора.

— Прекрасно! — сказал Альваро. — Так будет лучше, Томас. Только ненависть, Томас. Ненависть — и ничего больше. Так и запомним друг друга.

Торквемада ничего не ответил — он провел Альваро по коридору, потом вверх по лестнице, потом через монастырь — в послеполуденную прохладу сада. Они постояли в ожидании, любуясь садом, пока монах — по приказу Торквемады — не привел Альваро его коня. Альваро забрался в седло. На прощание они не обменялись ни единым словом.

Альваро поскакал прочь, но один раз все же оглянулся и увидел, что Торквемада все еще стоит перед монастырем. Он стоял там, высокий и суровый, и Альваро показалось, что лицо его бывшего друга искажено болью. Впрочем, когда Альваро оглянулся еще раз, он увидел лишь человека — праведного человека, внушающего страх и трепет.

16

Сначала Альваро заглянул в галерею. Мария сидела в кресле, глядя на пылающий огонь. Он не вошел в галерею, а сразу поднялся в свою комнату и обратился к большому зеркалу. Из зеркала на него смотрел грязный, мертвенно-бледный незнакомец с бородой — Альваро сам бы себя не узнал. Прежнего Альваро не стало. Альваро охватило чувство опустошенности и отчаяния, словно он уже умер и недосягаем ни для кого; это чувство не ушло и после того, как он сбрил бороду и обтер мокрой губкой тело.