Книга Чеченская обойма - Валерий Горбань

Собака сразу бежит в комнату, где стоит кровать ее хозяина. Увидев непонятную толчею, ошалев от запахов гари и крови, она вздыбливает шерсть и рычит, недоверчиво глядя на окружающих.

Кинолог шепчет:

— Свои, Ральф, свои! Иди ко мне, не бойся. Здесь все свои.

И бессильно свисающей рукой пытается погладить виновато поскуливающего пса.

Душман, вместе с командиром бамовцев, к Шопену спешит. Лица встревоженные.

— Братишка, у нас сюрприз на букву «х».

— А не хватит на сегодня сюрпризов?

— Не, еще только начинаются…

— Да что такое?

— У него, — кивает собровец на подполковника, — полный «ЗИЛ» — наливняк бензина. Девяносто третьего.

— Где? — холодея, спрашивает Шопен.

— А вон: под стенкой комендатуры, — машет рукой Душман.

Действительно, на углу стоит бензовоз. Пули щербят возле него стены. Пару раз в нескольких метрах от машины вздыбливаются разрывы подствольников.

— Да вы что… — начинает Шопен.

— Ладно, не рычи. Пацан-водитель испугался, убежал. И ключи уволок. Но у нас есть зиловские. Мой боец машину выведет. Только твоим надо будет выскочить, «духов» огнем в упор ошарашить. Под разрывы перегоним в мертвую зону.

— Мамочка, всех с подствольниками сюда.

Минуты не проходит, как две пятерки гранатометчиков в коридорчике выстроились. Среди них и Питон с теми, кто недавно тортик на улице разделывать собирался.

Шопен задачу ставит:

— Разбиваемся на две группы и залпами поочередно отрабатываем край «зеленки». Перезарядка — в укрытии, зря рисковать не нужно.

Заканчивая, не удержался:

— Питон, ты бы сбегал, проведал свою коробочку. «Духи» вторым заходом как раз там накрыли.

Тот, виновато сморщив нос, в затылке чешет. Друзья смеются, локтями подпихивают.

— Все… Заряжай! Пошли!

Подошедшие телевизионщики вслед нацелились.

— Куда? Жить надоело?

Крепыш журналист бурчит сердито:

— Извини, командир. Я тебя не учу, как твою работу делать? — И поняв, что слишком резко получилось, добавляет примирительно: — Надо же людям показать, что здесь делается и как наши ребята драться умеют.

Шопен вскидывает брови, тянет изумленно-одобрительно:

— Мужи-ик! Тебя как зовут?

— Серега.

— Ладно, Сереж, подожди секунду… Малыш, Мак-Дак!

Подбегают двое из резерва. У одного — здоровяка — пулемет ручной, у второго — сухощавого, с умным тонким лицом — автомат с оптическим прицелом.

— Прикройте ребят, головой отвечаете! Малыш, — к здоровяку обращаясь, — ты старший.

Тот молча в ответ кивает.

— Ну, с богом, — и оператору: — Только смотри, для «духов» твоя камера — это просто оптика. По возможности башку от нее подальше держи…

Пригнувшись, журналисты со своей личной охраной выскакивают туда, где бой идет и смерть носится, свою дань с живых собирая.

Снова волны разрывов с автоматной и пулеметной трескотней сливаются. За черной завесой, взревев мотором, проскакивает во внутренний дворик «ЗИЛ»-бензовоз.

— Фу-у-у! — хором облегченно выдыхают командиры, возвращаясь в комендатуру.

— Мешками обложить, брезент от подствольников сверху натянуть! А завтра хоть весь батальон на лопаты ставь, но чтобы капонир был под бензовоз. Это же вакуумная бомба под собственной задницей, — качает головой Шопен.

— Ну кто знал, что разгрузиться не успеем, что в такой концерт попадем, — оправдывается бамовец.

— Да ладно, тут твоей-то вины нет. Хотя пузырь с тебя все равно. О! — спохватывается Душман. — Ты же у нас еще и не прописанный! Вот завтра за все сразу и выкатишь… Так, а это что за запах? Закусь спеет!

В грохот разрывов, звуки перестрелки вплетается шкворчание мяса на огромной сковородке. Тыловик комендатуры, в бронике, в шлеме, с автоматом за спиной, на керосинке баранину жарит. Переворачивает мясо большой вилкой, убавляет огонь и, еще раз оглянувшись — не пригорит ли, выскакивает с очередной выходящей группой. Через пару минут он возвращается. Бросает пустые магазины сидящему у стены бойцу с перевязанной головой: «Набей!» — и, пока тот снаряжает магазины патронами, продолжает кухарить.

В расположении ОМОНа, в уголке, за старой партой, сидят шестеро в полной боевой. За спинами у них еще человек пять. Тоже вооружены до зубов — бодрствующая смена. Шестеро режутся в карты, в дурака, на вылет. Остальные заглядывают им через плечи, вполголоса дают советы. Игроки незлобно и так же негромко отругиваются.

На железных армейских койках, поставленных в два яруса, на синих и серых солдатских одеялах отдыхает третья смена. Бойцы, обняв свои автоматы, расстегнув броники и поставив их «коробочкой» набок, спят между титановыми створками, как ниндзя-черепашки. В головах у каждого шлем лежит. Обутые ноги на панцирных сетках покоятся, матрацы подвернуты, чтоб не испачкать.

За стенами «кубрика» бой идет.

Шлеп-шлеп-шлеп… Дум-дум-дум… Бум-ба-бах! Бум-ба-бах!

Трясутся стены, прыгают.

А бойцы спят. Один из них перевернулся на спину, похрапывать было начал. Негромко сначала, а потом — соловьем залился. Сосед с нижнего яруса, из глубокого сна вынырнув, ногой его снизу пихает:

— Хорош храпеть, спать мешаешь.

Картежники, переглянувшись, прыскают, зажав рты, чтоб не расхохотаться. Один, наиболее смешливый, в коридор выскакивает. А храпун и его сосед снова в сон проваливаются.

В «кубрик» командир взвода зашел. Что-то сказал вполголоса — и будто не спал никто. Поднялся резерв. С ясными глазами, напружиненными телами, к любому обороту готовые, поднялись как один. В три-четыре секунды застегнули броники, надели шлемы, присоединили магазины к оружию. Походкой волчьей, скользящей, настороженной, пошли на выход.

Ночь. На посту, на дне широкого окопа, полукругом обложенного мешками с землей и накрытого досками с дерном, прижавшись спиной к стенке, сидит молоденький солдатик из только прибывших в комендатуру бамовцев. Съежившись в комок и прижав к себе автомат двумя руками, как ребенок, у которого хотят отнять игрушку, он тихо-тихо, еле слышно выборматывает:

— Сейчас меня убьют! Сейчас меня точно убьют!

Слева и справа от него стоят матерые, лет по двадцать пять — тридцать омоновцы. Тот, что справа — с автоматом. Дав короткую очередь, он быстро отшагивает в сторону, за мешки, а потом неспешно передвигается к соседней амбразуре. Второй — с бесшумной снайперской винтовкой. Он не столько стреляет, сколько разглядывает что-то впереди в ночной прицел.