Книга Тарантул - Герман Матвеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот, вот. Это все имеет большое значение… И пусть шкаф напоминает вам об ошибке. Если задумаете что-нибудь сделать, сначала посмотрите на шкаф, – с улыбкой закончил Иван Васильевич.
Десятого ноября в аптеку на Невском проспекте медленно вошла молодая, невысокого роста женщина. Тонкая шея не соответствовала размерам пышного воротника, а из рукавов, обшитых мехом, высовывались сухие бледные руки. Но на лице женщины сияла улыбка, и живые, с веселым блеском, глаза говорили, что первое впечатление обманчиво и что, несмотря на такое похудение, она вполне здорова.
– Здравствуйте! Я направлена к вам на работу, – приветливо сказала она рецептару, полной женщине в белом халате, вытаскивая из кармана сложенную вчетверо бумажку. – Вот направление.
– Вы фармацевт?
– Нет. Я кассирша.
Рецептар недоверчиво осмотрела пришедшую с ног до головы, прочитала бумажку и пожала плечами.
– Подождите. Я передам управляющей.
Управляющая аптекой, немолодая энергичная брюнетка с ярко накрашенными губами, сидела в своем кабинете за составлением какого-то отчета.
– Евгения Васильевна, вот… Новая кассирша пришла, – сказала рецептар, передавая бумажку. – Дистрофик. В чем только душа держится…
Пока Евгения Васильевна читала направление, в кабинет вошел Шарковский, работающий в аптеке много лет дефектаром*.
– Ну что ж, будем нормально работать. В две смены, – проговорила Евгения Васильевна, пододвигая к себе телефон. – Сейчас я выясню.
– Людей надо брать не с улицы, – заметил Шарковский. – Принять на работу просто, а вот как потом избавляться?
Управляющая давно привыкла и не придавала особого значения стариковскому ворчанью. Набрав номер аптекоуправления, она попросила к телефону начальника отдела кадров.
– Сергей Семеныч! В чем дело? Вы мне прислали кассиршу?
– Да, да. Прекрасный работник, со стажем, фронтовик.
– Мы же условились о фармацевтах.
– Будут и фармацевты. Закроем аптеку имени Урицкого и перебросим к вам работников.
– Вместе с планом?
– А при чем тут план?
– В этом году плана мы не выполним. Кто будет отвечать?
– Евгения Васильевна, вы же знаете мою точку зрения. Если вы не выполните план, в этом нет ничего плохого. Люди мало болеют, не покупают лекарств…
– Вам это говорить просто. Вы философ. А мне планом все время глаза колют. До конца года – полтора месяца. В Ленинграде нет эпидемий, а я виновата, что не выполняется план. У меня все на дефекте*: парфюмерия, витамины, патентика*…
– Дадим. Все дадим! Вчера об этом был разговор на совещании.
– Ну хорошо. Но, пожалуйста, не забывайте, что у меня нет второго дефектара. Роману Борисовичу трудно.
– Всем трудно, Евгения Васильевна.
– Да, но у него все-таки возраст…
Рецептар с усмешкой покосилась на Шарковского и нагнулась к управляющей.
– Роман Борисович на возраст не жалуется, Евгения Васильевна, – тихо сказала она. – Он жалуется на время…
Новую кассиршу звали Валей Калмыковой. Несмотря на свой, как говорила рецептар, «дистрофический вид» и молодые годы, она оказалась опытным, исполнительным работником и хорошим, жизнерадостным человеком. Не прошло и недели, как Валя завоевала любовь и уважение всего маленького коллектива аптеки. А уважать ее было за что. С первых дней войны она ушла на фронт с народным ополчением, получила серьезное ранение под Пулковом и всю страшную зиму боролась со смертью в госпитале. Выжила, поправилась и снова вернулась на фронт. Второе ранение было хотя и менее опасно для жизни, но лишило ее возможности нормально ходить. И вот она на «гражданке».
– Мало прожито, а много пережито!.. – говорила со вздохом пожилая санитарка Аннушка, слушая рассказ о каком-нибудь случае из фронтовых воспоминаний.
Валя любила рассказывать. Она приходила на работу задолго до начала своей смены и сидела в ассистентской или в небольшой теплой комнатке рядом с кухней, где собирались все свободные от работы сотрудники, а иногда оставалась ночевать в аптеке, потому что ей незачем было торопиться домой. Вся семья Вали: мать, отец, два младших брата – эвакуирована вместе с заводом на Урал.
– Милый мой «дистрофик»! Знаете что? Пойдемте-ка сегодня ко мне, – пригласила ее уже на третий день работы рецептар. – Нет, верно! Муж мой очень хотел с вами познакомиться. Он ужасно любит слушать всякие истории про войну. Поужинаем, поболтаем, а утром вместе на работу.
Валя охотно приняла приглашение от этой суровой, неприветливой на вид женщины и не пожалела. Она провела приятный вечер и в лице Ольги Михайловны, как звали рецептара, нашла себе солидную покровительницу.
Затем ее пригласила к себе в гости контролер, потом одна из фасовщиц и наконец сама Евгения Васильевна.
Через неделю Валя имела обширное представление о жизни всех работников аптеки. И только Шарковский относился к Вале безразлично. Казалось, что этот ворчливый, суетливый старик ничем, кроме своего склада, не интересовался.
– А ты знаешь, мне его немного жалко, – сказала Валя как-то фасовщице, с которой успела подружиться. – Он ведь одинокий, бедняжка…
– А ну его! Сухой и черствый, – ответила с раздражением девушка. – Только о себе и думает. Я-то здесь недавно, а вот Аннушка мне говорила, что он дефицитными лекарствами спекулирует. В сорок первом году все менял: бактериофаг*, витамины, глюкозу. Знаешь, сколько тогда это стоило! К нему и сейчас еще клиенты за лекарствами по блату приходят.
– Неужели? Это же опасно. Если попадется… Сейчас очень строго судят.
– А как он попадется? Не-ет! Он такой хитрый, опытный!
Фасовщица знала о спекуляции Шарковского со слов Аннушки, и поэтому расспрашивать ее о подробностях не стоило. Лучше поговорить с санитаркой. Старуха работала в аптеке давно, и все это происходило на ее глазах. Было ясно, что спекуляция лекарствами – только повод, предлог… Хотя не исключена и спекуляция.
Валя работала в контрразведке больше года и не первый раз встречалась с таким явлением. Там, где уголовщина – воровство, хищения, мародерство, – там может быть и предательство. Падение человека происходит не сразу. Начинается часто с пьянства, с мелкого воровства, а кончается изменой Родине. С идейными врагами Валя еще не встречалась и даже не представляла, какие идеи могут вдохновлять людей на такую рискованную борьбу.
Однако Иван Васильевич не случайно предупреждал ее о том, что Шарковский, по-видимому, враг идейный.
Пришло время сменить старую кассиршу. Забравшись в свою будочку-кассу, поставленную возле окна, Валя накинула на плечи пальто, отодвинула счеты и оглянулась. На улице еще было светло. Стекло чистое. Аннушка по ее просьбе каждое утро протирала это единственное окно, чтобы в минуты безделья можно было читать или наблюдать за тем, что делается на проспекте. Завтра-послезавтра должен приехать Мальцев, и нужно быть все время начеку. Но дело не только в Мальцеве.
