Книга Кадын - Владычица гор - Анна Никольская

Ты, доля чья под властью зла

Во тьме безрадостной была,

Кого навек укрыла мгла

В подземном мире Эрлика!

Огонь погасший ты зажги!

Умерших воинов воскреси!

Из царства мёртвого приди!

Джунгар проклятых победи!

Вдруг потемнело небо, зашумели все семьдесят ветров, и пролился над полем брани горький дождь холодный. И заструились тотчас по отлогим склонам ручьи тёмные, безмолвные. И в реки густые, чёрные стекаться начали. И слились реки в лавину тьмы непроглядную. Светлым днём Кадын солнца над головой не увидела, тёмной ночью луны в небе не нашла. То мёртвого хана всадники с глазами пустыми, прозрачными, блистая во тьме доспехами медными, в тиши жуткой коней своих на воинов Джунцина направили. Не успела Кадын соринку в глазу сморгнуть, всё поле бескрайнее людьми и лошадьми покрылось.

В полном безмолвии скачут на иноходцах могучие, чёрные, как земля в могильнике, воины. Оружие их серебром блестит, упряжь золотом сверкает. А с горной вершины смотрит на своих давным-давно умерших воителей-всадников мёртвый хан, холодный, как дно Телецкого озера. Не шелохнётся мёртвый хан, не пошевелится. Взгляд его, словно валун стопудовый, недвижимый, уста и семеро алыпов не разомкнут.

Тихо вокруг стало, точно в подземном царстве Эрлика, зловеще. А Кадын страха не ведает — в первом ряду ополченцев мёртвых сражается. Крепко рубится принцесса с джунгарами, стойко бьётся. Мечами семидесятигранными ловко орудует, духа перевести ей некогда. Валятся враги бездыханные, кипит сеча кровавая!

Земля дрожит, небо от топота ног и копыт колыхается. Горы, как сарлыки[33], прыгают, холмы, как телята, скачут. Семь дней живые и мёртвые воины боролись, большие горы разрушая, реки вытаптывая. Девять дней сражались, все камни в пыли растоптали, все тучи в небе перемешали. За воротники один другого ухватив, через девять гор, через девять рек друг друга перебрасывали. Глаза мёртвых воинов синим пламенем полыхают, дыхание, как густой туман, расстилается. Стрелы, как молнии, недругов разят, копья без промаха бьют. По щиколотку их ноги в землю уходят, когда на твёрдом камне борются, в рыхлой почве по колено увязают. Ни один не упал, ни один рукой земли не коснулся.

И не выстояли джунгары, не смогли с ужасом ледяным в сердцах совладать, дрогнули. Изорвались их панцири в клочья, на ногах и руках кости обнажились. Истощились джунгары, поддались натиску мороков. Побросали мечи и копья, как муравьи из горящего муравейника, понеслись-побежали. Рассыпалось непобедимое войско Джунцина, как горного хрусталя осколки, в разные стороны. В ужасе, теряя коней и оружие, ног под собой не чуя, устремились враги вон с поля ратного.

Тридцать вёрст без передышки гнали джунгар воины хана мёртвого, по пятам их преследовали. Реки из берегов выходили, когда остатки Джунцинова войска бродом шли, камни дымились и золой рассыпались, когда по суше бежали. Ни моря, ни скалы остановить этот бег не могли. В тот день много джунгарских ратников на поле у шестьдесят шестого утёса полегло, погибло. Долго ещё будет помнить коварный Джунцин месть мёртвого хана, им когда-то обманутого.

Лишь след джунгара последнего простыл, лишь замыкающий конник в полчище мёртвого хана исчез, понял Дельбегень, что проиграна им битва с принцессою.

— Твоя взяла, — со вздохом, как горный каньон, глубоким людоед молвил. — Разгромила ты меня наголову, как мудрый Телдекпей-кам предсказывал. В твоей власти отныне я, делай со мной что вздумаешь. Хочешь, режь меня, хочешь, бей меня, заслужил я наказания самого сурового. Прикажешь полдневное высокое солнце достать — достану, повелишь десятидневную луну к порогу прикатить — прикачу. Много я людей алтайских на своём веку погубил, много жизней искалечил. Справедлива ты, великодушна ты, из твоих рук любую кару приму! — Опустился великан на колени, головы так низко склонил, что косы на лбы свесились, земли коснулись. А следом шесть слез тяжёлых о землю ударились.

Глянула Кадын на Дельбегеня дрожащего — палец вывернут, нога искалечена, голова одна мёртвая болтается. Стоит перед ней на коленях жалкий, ничтожный старик израненный.

— Убирайся ты в тайгу непролазную с глаз моих! — с сердцем холодным, как вечный камень, принцесса приказала. — К людским стойбищам на полёт стрелы не смей приближаться! А узнаю, что человеческой плотью питаешься, — из-под земли достану, и пощады тогда уж не жди от меня! Пополам тебя разорву, одну половину на вечную ледяную гору заброшу, другую в море утоплю!

— Благодарю тебя, Кадын благородная! Небом и землёй клянусь волю твою исполнить! До конца дней наказ твой помнить буду! За великодушие твоё тысячу белых овец от меня прими, тысячу красных быков, тысячу чёрных сарлыков, тысячу одногорбых верблюдов и сто шкурок собольих в придачу! А уговор наш мирный лепёшкой ячменной скрепим, по куску с разных сторон откусим! Лепёшка эта на грудном молоке семерых ханских жён замешена, слезами посолена, с наговором испечена, грифонами из дальних мест принесена, — сказал так Дельбегень и берестяной поднос с ячменной лепёшкой чёрствой, пополам разделённой, принцессе подаёт.

— Скрепим уговор, и делу конец! — Кадын согласно кивнула и в небо ясное взор уставила. — Сорока с кедровкой не поделили чего-то, ссорятся!

Только людоед головы вверх задрал, чтобы на птичью драку поглазеть, крутанула Кадын поднос берестяной — половинки лепёшки местами сменились.

Смело взяла она в руку ту, что Дельбегеню полагалась — всю до последней крошки съела!

Возликовал людоед коварный, аж кисточка на шапке дыбом встала.

— Шею сильнее вытяни, скудоумная! — закричал он, точно в бубен застучал. — В последний раз на Алтай посмотри, бестолковая! На солнце, на луну погляди, со звёздами попрощайся! У коровы длинный хвост, только шерсть на нём короткая! Разгромила ты войска мои наголову, да сама теперь головы лишишься! — взревел так Дельбегень радостно и разом свою половину в рот отправил.

На солнце он поглядел, на луну посмотрел, шеей, как сова, повертел, все двенадцать глаз перекосились. За живот людоед схватился, согнулся, точно пополам сломали его, в три погибели, и наземь рухнул замертво. Проглотил он половину лепёшки отравленную, что для Кадын приготовил злонамеренно. Лопнула печёнка его чёрная, и душа людоеда вместе с дымом рассеялась по ветру. Поделом ему, каверзному!

А Кадын, после боя утомлённая, силушку вдруг ощутила богатырскую. Прилила кровь молодецкая в сердце, в голову, в руки-ноги уставшие, забурлила. Кости молодые окрепли, плечи согнутые распрямились. Заиграла удаль залихватская в теле девочки — то лепёшка ячменная, брату Бобыргану предназначенная, мощью да крепостью Кадын одарила.

Тут и сбылось пророчество старого Телдекпей-кама: одолела Кадын Дельбегеня проклятого! И в силе, и в ловкости, и в смекалке лучше его стократ оказалась.

Вынула Кадын из опоясья людоедова меч раздвоенный, намотала косицу его на свою окрепшую, будто из железа отлитую руку и отрубила Дельбегеню голову плешивую. Ту самую, что в шапке мерлушковой с белой серебряной кистью да с валуном в глотке застрявшим, — в заплечный мешок её положила. Тело людоеда чёрной горой вздулось, кровь синяя озером ядовитым разлилась.