Книга Убить Ланселота - Андрей Басирин

– Что именно?

– Перед тем как навести заклятие, Бизоатон назвал меня Ланселотом. Почему? Я должен выяснить.

– Понимаю. Ты упрямый и своевольный. Всегда добиваешься своего… А еще – ты обещал Фуоко, что не оставишь ее. И мне жаль бедного Бахамота, потому что ему придется несладко.

– Значит, ищем шарлатана? – подняла голову Иниери. – Уррра!

Жизнь в Бахамотовой Пустоши удивительна. Тримегистийцы все немножечко маги, а потому трепетно относятся к словам.

Слово – это идол.

Слово – это товар.

Слова покупают и продают. Ими жонглируют, наводят страх и заставляют желать того, что вам совсем не нужно. Словом можно даже отправить человека в пасть чудищу. Мало того: жертва будет чувствовать себя счастливой.

В Пустоши обитают волшебники. Они заняты тем, что производят слова и числа. Именно поэтому они правят неволшебниками, что живут снаружи.

Хоакин шел запутанными коридорами, не пропуская ни одной двери. Шарлатана он пока что не нашел. Скорее всего здесь располагались маги низшего уровня: маги-чернорабочие, маги-курьеры, маги – сантехники и уборщики.

Девушки с тонкими губами, с волосами, собранными в пучок, пялились в магические зеркала. Ни одна из них пока что не произнесла волшебных слов: «свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи». Эти синие чулки давно махнули рукой на свою внешность. Они точно знали, что «на свете всех милее, всех пригожей и белее» кто-то другой.

Их зеркала заполняли слова и цифры. Магини разглядывали их, не отрываясь, даже ели и пили, не отводя взгляд от хрусталя. Временами появлялись картинки: гуси, стреляющие из арбалетов, выкройки платьев, портреты знаменитых героев (Гури в том числе). Смотреть на них было интереснее, чем на цифры. Но почему-то в этот момент взгляды волшебниц становились настороженными. А зеркала они старались повернуть так, чтобы их не видел никто посторонний.

Хоакин скоро сообразил, что может бродить по всем комнатам и делать, что хочет. Главное – не заслонить ненароком кому-нибудь зеркало, потому что тогда магини начинали беспокоиться. В остальном они совершенно не различали реальность и вымысел.

– Эй, Шалочка, – повернулась к стрелку бледная дама с ящерично-зелеными веками. – Шалочка, где накладная на дары сто пятьдесят четыре-прим Бэ?

От неожиданности стрелок не сразу понял, что от него требуется. Бледная смотрела требовательно и сурово. Выручила Инцери: она схватила со стола первую попавшуюся бумагу и протянула даме. Взгляд дамы скользнул по строчкам.

– Это не то, – сообщила ящероглазая. – Шалья, вы опять перепутали бумаги. Ваше отношение к делу просто возмутительно! Я буду вынуждена доложить шарлатану.

Тут в зеркале появился каталог притираний и теней от «Пьяччо Пьяченцо – алхимика века». Дама забыла о неправильной накладной и обо всем на свете.

– Подождите, – сказал Хоакин. – Перепутанные бумаги – это важно. Шарлатан должен знать. Быть может, я сам сообщу ему?

Волосы волшебницы распространяли волну цветочных ароматов. Хоакину они напоминали сгнивший в компосте болиголов. Маггара морщилась, отворачивалась, но не выдержала и принялась кашлять.

– Да, – пробормотала ящероглазая. – Я сейчас… Что вы хотели?…

В зеркале развернулся ассортимент духов и гелей для волос. При взгляде на них свербело в носу.

– Шарлатан. Фью Фероче. Где он?

– Спросите у Вилеи Аччелерандо. Она заведует… заведует…

Чем заведует загадочная Вилея Аччелерандо, осталось невыясненным. Магия хрусталя крепко держала волшебницу. Так и не добившись ничего, Истессо продолжил путь.

Кроме иссохших за зеркалами девушек Хоакину встречались маги. Все они носили неприметные серые камзолы, рубашки пастельных тонов и цветастые тряпичные петли на шее.

Относительно этих петель мнения разделились. Хоакин решил, что петля – это знак верности шарлатану до виселицы. Инцери покраснела, вспыхнула и заявила, что их носят одни срамники и пошляки. Что будь у людей раздувающиеся горловые мешки (как у саламандр-самцов), надобность в позорных тряпках отпала бы. Маггара считала, что это знак особой касты волшебников.

К сожалению, петленосцы тоже не знали, где обитает шарлатан. Самые толковые и знающие ссылались на загадочную Вилею. Вилея Аччелерандо хранила все тайны Бахамотовой Пустоши. Она властвовала чуть ли не наравне с шарлатаном.

Отыскать ее не удавалось. Как потом выяснилось, Истессо неправильно подошел к вопросу. Он искал могущественную волшебницу, серого кардинала в юбке. А на самом деле…

Но не станем забегать вперед.

Скоро Хоакином заинтересовались гвардейцы охраны. Сперва на него просто косились. Затем стали покашливать и делать знаки. Наконец, один из них подошел к стрелку и взял его за плечо.

– Вы охотник на чудищ? – доверительно спросил он.

Хоакин кивнул.

– Так называемый Гури Гил-Ллиу?

Хоакин насторожился. Он был вольным стрелком. Слова «так называемый», «якобы», «именующий себя» наводили на нехорошие мысли. Обычно за ними следовало «пройдемте, сударь».

– Несомненно. Он – это я.

– В таком случае пройдемте, господин Гури.

В зеркале за спиной стражника мелькнул знакомый алый камзол. Каким образом Гури удалось освободиться, Хоакин гадать не стал. Он просто дал деру.

– Вот он!!

Стражник озадаченно посмотрел на клок зеленой ткани в руках. Истессо исчез. Он уже мчался по багровой дорожке в самые глубины Пустоши.

– Дер-р-ржи самозванца!

Хоакин проверил на бегу, как ходит в ножнах шпага.

– Стой, мерзавец! Не уйдешь!

К топоту башмаков за спиной добавилось буханье сапог и скрип монашеских сандалий. Положение становилось критическим.

Хоакин нырнул в темную каморку под лестницей. Подождал, пока преследователи промчатся мимо, осторожно выглянул наружу. Его нос уткнулся в огромную вязанку хвороста. Стрелок мог поклясться, что миг назад ее здесь не было.

На вязанке сидела старушка. Заметив Хоакина, она обрадовалась:

– Охти-сынок-милок! – затараторила. – Годы-мои-годы-распогоды! Бабушке-бабулечке-то, а? Хворосточку не донесешь?

Помни Хоакин свое разбойничье житье, он бы сразу узнал старушку. Как не узнать? Ее физиономия ухмылялась со всех гобеленов, украшавших хижину. Но воспоминания Истессо обрывались на ночи в обществе шарлатана, а начинались с лесной дороги. Никаких старушек (кроме госпожи Ляменто) он припомнить не мог.

Но, к счастью, стрелок был отзывчивым человеком.

– Хворост? – переспросил он. – Ладно. Давайте вязанку, бабушка.

Он огляделся. Преследователи знали Пустошь лучше его. С минуты на минуту они должны были вернуться.