Книга Любовь и прочие неприятности - Ким Лоренс

Двойняшки помотали головами. Исандро вздохнул. «Madre de Dios, уж лучше выступать перед советом директоров!»

— Мы можем помыть твою машину, она очень грязная, — предложила Джорджи. — За деньги.

Брат послал ей предупреждающий взгляд:

— За так.

Девочка тяжело вздохнула.

— Это будет очень любезно с вашей стороны. — Его машину вычистили в автосалоне неделю назад. — А я пойду проверю, как там ваша тетя. Не волнуйтесь, скорее всего, это простой грипп.

Вопрос Джорджи настиг его на пороге кухни:

— Ты парень Зои?

Исандро мог не разбираться в детях, но вопросы с подвохом он узнавал. Обернувшись, он изобразил удивление:

— Вы поэтому решили меня позвать? Потому что думали, что я ее парень?

— Нет, потому что она звала тебя во сне. Мы проснулись и пришли к ней, а она проснулась и была очень горячая.

— А я тебе говорил, что ей просто кошмар снился, — напомнил Гарри.

«Какого, однако, лестного мнения обо мне эти дети. Кошмар, надо же». Дверь в спальню была приоткрыта, Исандро толкнул ее и вошел. Солнечный свет почти не проникал в просторную комнату сквозь плотно задернутые шторы, Зои лежала на постели, свернувшись калачиком и заслонив лицо локтем. Исандро привык ощущать вспышку влечения при виде девушки, дрожь от ее близости. Но сейчас, видя ее такой слабой и уязвимой, он чувствовал что-то еще, чего он не понимал и от чего его сердце заходилось в странном ритме.

Зои шевельнулась и с тихим стоном облизнула потрескавшиеся губы:

— Гарри?

— Нет, не Гарри.

С трудом разлепив ресницы, Зои устремила на визитера мутный взгляд синих глаз.

— Господи, что ты тут делаешь? — простонала она.

«М-да, энтузиазм просто зашкаливает».

— Как ты себя чувствуешь?

Зои неуверенно приподнялась на локте, отчего ее ночная сорочка сползла с плеча, не вовремя пробуждая в Исандро возбуждение.

— Нормально, — хрипло отозвалась девушка.

— Я уважаю твое несомненное мужество перед невзгодами, но лучше бы ты ответила честно.

Зои наградила его неприязненным взглядом:

— Я чувствую себя так, словно меня каток переехал. Счастлив? — «Сам спросил!» — И выгляжу наверняка похоже.

— Примерно, — хмыкнул Исандро, но его насмешка исчезла, когда у девушки задрожали губы. — Ты что, плачешь?

— Ох, прости, что не накрасилась к твоему приходу, но тебя сюда никто не звал. Что ты тут вообще делаешь?

— Меня позвала Джорджи.

— О господи, ну зачем?!

— Они волнуются за тебя.

Зои со стоном прижала ладонь к раскалывающейся голове:

— Я же сказала им, что все в порядке. Простая простуда…

— Можешь поточнее описать симптомы?

— Тогда ты уйдешь? У меня в голове бьют литавры, все тело ноет, и меня тошнит. Хватит?

— Исчерпывающее описание. Как я понимаю, наше сегодняшнее свидание отменяется.

Зои не могла открыть глаза, но у нее хватило сил, чтобы поправить его:

— У нас не свидание, а только секс. Знаю ли я, что это секс, он меня спрашивает! Конечно, я же не идиотка, — пробормотала она. Исандро задал ей этот вопрос после торопливого занятия любовью, пока дети учились кататься верхом, и эти слова крутились в голове Зои всю эту бесконечную ночь.

— Ну как тут наша пациентка?

— Доктор, вас-то кто позвал? — Подавив желание заявить, что она ничья не пациентка, Зои напомнила себе, что доктора, как и священники, хранят чужие тайны. И раз уж имя Монтеро или скорее его чековая книжка убедили врача навестить больную в воскресенье… Зои мрачно шмыгнула носом и закашлялась.

— Помимо общей раздражительности — головная боль, боль в суставах и, очевидно, высокая температура, — доложил Исандро, игнорируя ее вопрос. — Вероятно, тошнота. Тебя рвало?

— Не твое дело, черт возьми!

Рассмеявшись, немолодой врач предложил мистеру Монтеро оставить их с пациенткой наедине. После осмотра он подтвердил, что Зои подхватила сезонный штамм гриппа, и рекомендовал ей принять жаропонижающее, побольше отдыхать и пить много жидкости.

— Что я и так собиралась делать, — сообщила Зои Исандро.

— Что тебе принести?

— Просто уйди и оставь меня в покое.

Когда страдающая пациентка наотрез отказалась принимать уход и заботу, Исандро предложил другой вариант помощи — забрать у нее двойняшек до конца дня. Он не видел в этой идее ничего странного, пока на научной выставке не наткнулся на школьную подругу бывшей жены. Эмма была одной из немногих общих подруг, с которой он продолжал общаться после развода. Познакомив двойняшек со своей младшей, она мило улыбнулась Исандро:

— Хотела бы я познакомиться с женщиной, которая тебя одомашнила!

Эти слова не шли у него из головы. Это было глупостью, конечно, эта ее фраза. Он совершенно не изменился. Он мог прекратить эти отношения в любой момент. А дети его просто развлекали… хотя и очень утомляли. «Давай, Исандро, продолжай отрицать очевидное», — насмешливо хмыкнул его внутренний голос.

На следующий день Зои чувствовала себя усталой. У нее все еще болели голова и суставы, но температура упала. И это было хорошо, потому что она обещала приехать в аэропорт, чтобы встретить Хлою, Джона и Ханну. А до этого ей нужно было завезти двойняшек в школу. При мысли о предстоящем дне у нее стучало в висках.

— Дети, шевелитесь! — крикнула она, открывая входную дверь.

— Какого черта ты делаешь?

Зои резко развернулась на гневный окрик и вцепилась в дверной проем, глядя на высокого мужчину, шагающего к домику. Гнев Исандро выглядел пугающе, но Зои отказывалась быть запуганной. Прижав ладонь к пульсирующей голове, она вызывающе выпрямилась:

— Могу спросить тебя о том же. Я думала, у тебя сегодня совещание в Париже.

— Его отменили, — гладко солгал мужчина. Проследив ее взгляд, он протянул ей букет цветов. — Садовник узнал, что ты нездорова. — Он не собирался сообщать, что сам об этом рассказал. — По его словам, ты больше любишь ароматные цветы, чем оранжерейные розы.

— Правда. Как мило с его стороны, — улыбнулась Зои, ныряя носом в букет. — Я должна сказать ему спасибо.

— Я передам твою благодарность, а ты немедленно вернешься в постель.

Девушка вздернула подбородок:

— Ты не имеешь права врываться сюда и распоряжаться мной по своей прихоти. Я в порядке, и мне нужно отвезти детей, а потом в аэропорт…

— В постель! — прорычал Исандро ровно в тот момент, когда в калитку вошел почтальон.