Книга На берегах тумана. Книга 1. Посланник Бездонной Мглы - Федор Чешко

Да нет, ничего особенного не произошло. Просто он слишком увлекся своими мыслями и не расслышал, как подобралась к берегу Ларда со всем выводком Гуреиных дочек. А хоть бы и не увлекся… Попробуй, услышь крадущихся босиком по мягкой траве!

Растерявшийся Леф действительно был очень смешон, и девицы вовсю потешались над его обалделой физиономией. А он не мог оторвать глаз от Ларды. Стоит подбоченясь, улыбается – холодно так, презрительно даже, только все равно век бы глядел на улыбку эту. А накидка ее, хоть и впрямь она длиннее зимней, позволяет видеть аж до колен ладные ноги, красоту которых не могут испортить даже бесчисленные синяки и царапины. Эх, знала бы она, что Леф остолбенел и сидит сейчас дурак дураком вовсе не из-за негаданного появления киснущих от смеха толстух…

Ну а если бы знала? Думаешь, потеплела бы ее улыбка от этого знания? Как же, жди…

Наконец Ларда (которой Гурея вверила чад, как вверяла общинному пастуху своих круглорогов) решила заговорить.

– Кончай таращиться, глаза вывихнешь, – голос ее был под стать улыбке. – Вставай да иди отсюда. Тебе-то все равно, где сидеть, а мы купаться хотим.

Лефу стало обидно. Ну зачем она так, что он ей сделал плохого? И вообще… Он первый сюда пришел и будет тут сидеть сколько захочет, вот. Пусть лучше Ларда на дворе у себя командует, а здесь место общее. Ему, может, и самому купаться захочется.

Вслух Леф, конечно, всего этого не сказал. Он совсем ничего вслух не сказал, только отвернулся от Ларды и уставился прямо перед собой. Ларда неторопливо обошла его кругом, присела, заглянула в лицо.

– Не снисходит заметить, – сообщила она веселящимся толстухам. – Конечно, ведь воин великий, сочинитель, певец – а тут какая-то тварь ничтожная у ног копошится…

Леф громко засопел, но смолчал. Ларда выпрямилась, снова уперла кулаки в бока.

– Ну ты, Незнающий! Сам уковыляешь или помочь тебе?

Леф только глянул на нее исподлобья, но с места не двинулся, и девчонка аж зубами заскрипела от злости.

Младшая из Гуреиных прохныкала:

– Ну тебе что, уйти жалко? Что ж нам из-за тебя, в одежде в воду-то лезть?

– Ничего, сейчас он у меня не то что уйдет – убежит вприпрыжку! – Лардин голос срывался, на скулах ее выступили красные пятна. – А не убежит, так и ну его к бешеному! Обычай велит прятать тело от мужских глаз, а это и не мужчина, и не парень вовсе – так себе, червячишко, слизень пакостный!

Успей Леф понять, что собирается делать эта ополоумевшая от ярости девка, так впрямь бы бросился наутек, только Ларда и краткого мига не дала ему для размышлений. Глухо рыча, она так рванула с себя накидку, что изношенная ветхая кожа не выдержала, треснула, разлетелась мелкими клочьями.

У Лефа потемнело в глазах. Да, конечно, ему уже выпало однажды увидеть Лардину наготу, но ведь одно дело – негаданное подглядывание, и совсем, совсем другое – вот так, когда лицом к лицу, во весь рост, когда она рядом – шагнет и наступит… Это как обухом по голове. Изо всех сил. С размаху.

И снова, снова впилось в горло ледяными когтями беспощадное понимание схожести происходящего с ярким осколком какого-то невозможного бреда, мелькнувшего в сумраке памяти.

…Совсем другие скалы нависали над головой серыми тушами; совсем другая – стремительная – река дробила на суетливые блики высокое полуденное солнце; девушка дрожала и ежилась, она очень стеснялась беззащитности своего тела, а не била ею наотмашь, как Ларда…

Все было иначе, но – было, было уже подобное невесть где и невесть когда.

Маленьким, жалким почувствовал себя Леф, будто и впрямь не человек он – ничтожная щепочка, которую несет-швыряет могучий мутный поток. А то, что у щепочки душа есть, что больно и страшно ей, что не выдержать может, сломаться – этого непонятные силы и знать не хотят.

Леф заплакал. Горько, навзрыд, даже не пытаясь сдержать слезы, как-то скрыть их от любопытствующих глаз Гуреиных девок. Пусть смеются, пальцами тычут – пусть. А вот он сейчас бросится вниз лицом в эту грязную лужу, нарочно захлебнется водой и умрет. Чтоб знали эти, всемогущие, неведомые, что не для их забавы он существует в Мире, что он и сам способен решать собственную судьбу – им назло, вот! И Ларда… Может, хоть мертвого его пожалеет; может, стыдно ей станет, что злобствовала? Да, как же… Размечтался… Нужен ты ей…

Ларда опешила, увидев, к чему привела ее выходка. Она ожидала от Лефа совсем другого – стыда, страха, бегства, а тут… Растерянно, жалостно смотрела она на плачущего парнишку, зрачки ее расширились, побелевшие губы скривились…

А потом…

Потом эта взбалмошная девка, первый и последний раз в жизни плакавшая над свежей могилой убившей себя сестры, вдруг заревела в голос, бросилась на колени и обеими руками притиснула к груди мокрое Лефово лицо. Тот дернулся раз, другой, а когда понял, что высвободиться не сумеет, забормотал, всхлипывая:

– За что ты меня так, ну за что? Ведь дышать при тебе боялся, защищать мечтал… Похабнику этому десятидворскому скулу за тебя своротил – рука по сию пору болит, а ты… ты… ты…

Они долго сидели, прижавшись друг к другу, и Ларда, шмыгая носом, уговаривала простить и не обижаться, а Леф осторожно трогал ее спутанные светлые волосы и боялся поверить в то, что начавшееся так плохо закончилось так хорошо. Потом он вспомнил о троице видевших все толстух-недоростков, завертел головой испуганно, но тех давно уже след простыл.

Леф горько вздохнул:

– Ну вот, теперь эти щенявки языки на весь Мир развесят, ославят тебя.

– Пусть. Стерплю. – Ларда неловко провела ладонью по его щеке, улыбнулась. – Осень не за горами уже, а там… Ты ведь на выборе из объятий моих не вырвешься?

Леф только отчаянно замотал головой, и можно было бы думать, что это предопределенность Лардиного выбора его так страшит, но Торкова дочь все поняла правильно.

В тот день Раха так и не сумела зазвать сына к вечерней работе. Встревожившись, она отправилась на поиски, но у перелаза наткнулась на распираемую новостями Гурею.

Хон, еще засветло возвращаясь из Десяти Дворов, где починял просевшую кровлю, тоже повстречался с говорливой соседкой, а потому не удивился, застав жену плачущей. И словам ее горьким тоже не удивился:

– Ну что, рад небось, древогрыз ты старый? Выпросил у Бездонной милости, чтоб сыночка моего, хворостиночку, отобрала, девке бесстыжей отдала? С глаз пропади, объедок, сморчок плешивый!

* * *

Естественно, что уже на следующий день о случившемся знала вся Галечная Долина. Однако в Лефа с Лардой никто и не думал тыкать пальцами. Ничего возмутительного (да и вообще достойного особого внимания) в их поведении усмотрено не было.

В общине всего одна девка готова осенью покинуть родительский очаг и всего один парень дорос до выбора, причем родители их происходят из разных родов. Так чего ж удивляться, если эти двое заранее уразумели, что самой Бездонной назначено им вместе быть? И опасаться худого тоже не приходится: не такие отцы Хон и Торк, чтобы дети их на бесстыдство решились. Так что все к лучшему вышло – ясно теперь, что празднество выбора пройдет гладко и весело, без тех досадных недоразумений, которые порой надолго омрачают жизнь всему обществу.