Книга Последняя дверь последнего вагона - Владимир Ильин

Турбина беззвучно выплевывает в воздух отработанные газы, и прохожие морщатся, спеша удалиться от вони сгоревшего топлива.

Рядом с бронемонстром, затягиваясь сигаретой, стоит Булат Слегин. Лицо его меланхолически задумчиво.

Увидев меня, он отбрасывает щелчком окурок, дает отмашку, и танк, дернувшись, как человек, которого разбудили толчком в бок, начинает плавно, но решительно разворачиваться, явно собираясь пересечь проезжую часть поперек осевой линии.

Визжат тормоза, гудят клаксоны, на обеих полосах движения образуется затор. Но ни блиндер, ни Слегин не обращают на вызванный переполох никакого внимания.

Бронированная громада подползает ко мне вплотную (я невольно отступаю на шаг назад), в ее боковой стенке с лязгом отворяется люк, и изнутри выглядывает лицо в танковом шлеме, испачканное пятнами свежего мазута.

— Ну, что стоишь, как неродной? — осведомляется лицо, обращаясь ко мне. — Залазь, пока этот мамонт не заглох!..

— А куда… — начинаю я, но тут моя спина испытывает чувствительный толчок, и голос Слегина мрачно произносит над ухом:

— Давай-давай, инвестигатор, не тяни резину. Потом будешь любоваться на боевую технику!..

Прихожу в себя я только внутри блиндера, когда мы уже несемся неизвестно куда на огромной скорости, мягко покачиваясь, как на волнах.

Кроме меня, Слегина и водителя, в танке никого нет. Кабина изнутри оказывается вполне комфортабельной, как внутренности какого-нибудь «членовоза»: приглушенный неоновый свет скрытых ламп, абсолютное отсутствие шума двигателя, обитые мягким материалом стены. Не хватает только бара с набором дорогих спиртных напитков и системы домашнего кинотеатра. Зато окна или хотя бы смотровые отверстия здесь отсутствуют. Видимо, создатели блиндера полагали, что экипажу будет спокойнее не видеть, что творится вокруг.

Впрочем, на командирском месте имеется пульт с монитором кругового обзора, но он надежно закрыт от меня широкой спиной Слегина, напряженно всматривающегося в мелькание каких-то теней.

— С каких это пор тебя потянуло переквалифицироваться в извозчика? — спрашиваю я Булата, когда мне надоедает созерцать его заднюю плоскость. — И откуда в тебе страсть к запрещенным видам наземного транспорта?

— В нашем положении — это самое лучшее, — серьезно отвечает он, не отрываясь от экрана. — Не в карете же тебя похищать!..

— Да? — усмехаюсь я. — А что будет дальше? Атомная подводная лодка? Стратегический бомбардировщик? Что вообще происходит? Неужели ты решил сменить тактику и привлечь к нам внимание не только всего города, но и всего мира?

Слегин наконец отлипает от экрана монитора и резко оборачивается ко мне. По его нервному тику я догадываюсь, что сейчас он не способен оценить мою иронию.

— Дурак! — выпаливает он. — Благодушный идиот — вот ты кто, Лен! Ты же не ведаешь, что вокруг тебя творится!..

— А что творится-то? — фальшиво изумляюсь я. — Неужели началась мировая война и в стране введено военное положение?

— Хуже, — кривится он. — Этим сволочам стало известно про тебя все. И теперь они не остановятся ни перед чем, чтобы ликвидировать тебя. Поверь мне, уж я-то их знаю!..

Кого он имеет в виду, можно не уточнять. «Сволочами» Слегин обычно именует тех, ради уничтожения которых и была создана Раскрутка. Агентов «Спирали». Слепых Снайперов.

— И куда же ты решил меня упрятать? Под землю, на глубину нескольких сотен метров? А может, на дно океана? Или вообще закинуть на околоземную орбиту?

Покосившись на меня, он отворачивается. Тяжко вздыхает. Потом говорит:

— Послушай, Лен, не надо злиться. Дело не только в том, что ты теперь представляешь клад для человечества. Просто я никогда не прошу себе, если этим гадам удастся убрать тебя. Понимаешь, у меня никогда не было… ну, не то чтобы друга, но человека, с которым мне было бы хорошо и интересно общаться. А мне надоело, что все во мне видят лишь начальника. С начальником нельзя дружить, Лен. Дистанция всегда сохраняется… И поэтому я не хочу, чтобы тебя прикончили у меня под носом.

— Что ж, спасибо, партнер по общению, — с горечью провозглашаю я. — От лица всего человечества — спасибо… А обо мне ты подумал? Почему, по-твоему, я больше года никому и словом не обмолвился о своих способностях? Хотя стоило мне только пикнуть — и набежала бы толпа профессоров и лаборантов с датчиками и осциллоскопами наперевес… Но я молчал как рыба. Думаешь, из врожденной застенчивости? Ошибаешься. Мне почему-то всегда претила роль золотой рыбки в аквариуме, перед которой все бы ползали на коленях, умоляя ее осуществить их желания, но продолжая держать ее в аквариуме… И какими бы ни были обстоятельства, но я не желаю прожить остаток жизни в клетке, пусть даже и с золотой решеткой! Так что ты зря старался, Слегин. Никуда я не поеду, поэтому поворачивай обратно свою бронированную телегу…

— Как это — обратно? Ты что лепечешь, Лен? — Слегин вдруг хватает меня за грудки и приближает ко мне свои раскосые азиатские глаза. — Да ты не представляешь, сколько сил и средств мне пришлось задействовать на эту операцию! Вот, гляди!..

Нажав пару кнопок на пульте, он отодвигается, чтобы мне был виден экран монитора.

Панорамная план-схема позволяет составить представление о том, что творится вокруг нас в радиусе нескольких километров.

Наш блиндер несется по какому-то широкому проспекту на высоте пяти метров над землей. И не один. Танков аж пять штук, и все однотипные. Видимо, другие пристроились к нам потом, в ходе движения. А впереди и позади этой воздушно-механизированной колонны двигаются наземные группы, каждая в составе не менее десяти машин ОБЕЗа, с обилием мигалок и сирен. Авангард и тыловое прикрытие, выражаясь военным языком. А воздух над нами утюжат вертолеты. Боковые люки у них открыты, и оттуда торчат внушительные стволы скорострельных парализаторов. Маршрут нашего движения старательно зачищается. Заранее перекрывается движение на перекрестках, все транспортные средства сгоняются в крайние ряды, освобождая середину проспекта. При этом с тугодумающими или строптивыми водителями не церемонятся. Их просто вышвыривают из кабины, а на их место за руль садятся дорожные полицейские, чтобы отогнать машину к бордюру. Пешеходы на тротуарах явно не понимают, что происходит на проезжей части, но скапливаться толпами им не дают патрули обезовцев в полной экипировке.

Звук выключен, и сквозь герметичную броню в салоне танка ничего не слышно, но я прекрасно представляю, что сейчас творится снаружи. Вой автомобильных гудков, скрип тормозов, лязг металла при столкновениях машин в результате неудачного маневра, истошные свистки полицейских и вопли опаздывающих водителей, гул вертолетных винтов, почти ультразвуковой свист мощных танковых турбин, надрывный стон сирен…

— Ну и зачем? — спрашиваю я, отводя взгляд от экрана. — Зачем понадобилось поднимать столько шума, Слегин? Неужели ты думаешь, что Дюпон настолько всемогущ, что может выставить против нас целую армию боевиков?