Книга Граальщики - Том Холт

– Заткнись, – отвечал Ламорак.

– Тебе-то хорошо, – протестующе заявит Пертелоп, – у тебя ботинки с мягкими задниками. – Он сел, снял с себя левую туфлю и стал вытряхивать из нее песок.

– Не начинай снова, – со вздохом сказал Ламорак. – Мы ведь кидали монетку, помнишь, и…

– Ну да, – сказал Пертелоп, – я думал об этом. – Он надел туфлю обратно. Это были темно-синие туфли-лодочки с двухдюймовым каблуком и щегольской медной пряжкой, и они чертовски натирали ноги. Тем не менее, как указал Ламорак, они действительно очень неплохо шли к его простому темно-синему платью со стоячим воротником, шляпке без полей и с плоской тульей и дамской сумочке, в которой хранилась теперь остальная часть пертелоповой экипировки. – Ты помнишь, – спросил Пертелоп, – ты тогда сказал: «говори», и я сказал «орел»?

Ламорак посмотрел в сторону и кивнул.

– Правильно, – сказал он.

– Помню, я все удивлялся, почему ты настаивал, чтобы мы кидали португальскую монету, – продолжал Пертелоп, – и только сейчас мне пришло в голову, что поскольку Португалия – это республика…

– Нам пора идти, Пер.

– …на португальских монетах нет орлов, – продолжал Пертелоп, – там только что-то вроде щита на одной стороне и цифра на другой. И я подумал…

Он осекся. Где-то вдали мелькнуло белое пятнышко. Они застыли на месте, и Ламорак поднял бинокль к глазам.

– Это он, – свистящим шепотом произнес он. – Мы в игре. Теперь не делай резких движений и делай то, что я тебе говорил. И во имя Господа, опусти вуаль.

– Я все же думаю… – прошептал Пертелоп, но Ламорак оборвал его.

– И вообще, – сказал он, – я не хотел бы этого говорить, но я в любом случае, э-э… вряд ли подошел бы на эту роль, так что…

Пертелоп нахмурился.

– Но я ведь тоже не очень-то подхожу, Лам, – ответил он. – Я хочу сказать, я ведь не женщина, правда ведь?

Ламорак покусал губу. Этот довод привел его в замешательство.

– На самом деле, женщина определяется не совсем этим, – сказал он, – не в первую очередь. Просто… Постой-ка! Он движется в эту сторону. Все, по местам.

– Я все же думаю… – сказал Пертелоп, но пока он говорил, Ламорак уже скользнул по песку в сторону и укрылся за большим валуном.

Сорок пять минут могут оказаться очень долгим сроком.

Разумеется, они были посланы вовсе не за единорогом. Если бы им не было нужно ничего, кроме единорога, они попросту завернули бы в отдел домашних животных к Харродсу или Блумингдейлсу и заказали бы себе экземпляр.

Другими словами, это была самая простая часть их задачи.

– Черт бы побрал мои копыта! – воскликнул единорог. – Да это никакая не девчонка!

Но к этому моменту уже было поздно; лассо, кинутое умелой рукой Ламорака, уже летело, рассекая воздух. Последовала короткая борьба, сопровождаемая весьма цветистыми выражениями со стороны единорога, и все было кончено.

– Быстрее, – пропыхтел Ламорак, – подержи веревку, пока я приготовлю хлороформ. И следи за рогом.

– Ублюдочные англичанишки! – надрывался единорог, тщетно наваливаясь всем весом на веревку. Пертелоп откинулся назад, зарываясь каблуками в песок, в то время как Ламорак опустошал бутылочку с хлороформом на свой носовой платок.

– Ты не рассказывал мне, что они умеют разговаривать, Лам, – задыхаясь, проговорил Пертелоп. – Подумать только – говорящее животное!

Как бы подтверждая это заявление, единорог произнес еще несколько фраз. В основном его речь сводилась к тому, что его, единорога, отец был совершенно прав, предупреждая относительно исключительного женоподобия англичан; несмотря на весь свой естествоиспытательский интерес, Пертелоп почувствовал немалое облегчение, когда Ламорак ухитрился наконец накинуть свой носовой платок ему на морду. Медленно, все еще вполголоса бормоча проклятия себе под нос, единорог осел на землю и затих.

– Ну что ж, – сказал Ламорак, – мы сделали это. Пожалуй, в следующий раз мы возьмем с собой пистолет, стреляющий ампулами с усыпляющим, и к черту традиции! – Он опустился на колени и принялся возиться с веревкой.

– Могу я теперь снять эту одежду? – спросил Пертелоп. Лицо его имело ярко-красный цвет, что лишь частично было результатом напряжения сил.

– Потерпи еще минуту, – рявкнул Ламорак. – Помоги мне сначала с этой веревкой, и побыстрее, пока эта чертова тварь не проснулась.

Пертелоп вздохнул и ухватил конец веревки. Он не был уверен, что то, что они делают, не является грубым вмешательством в жизнь великолепного дикого животного в его естественной среде обитания. Он резко неодобрительно относился к таким вещам – всем этим зоопаркам, циркам и собакам, оставляемым в машинах с поднятыми стеклами.

– Не вяжи его так туго, Лам, – то и дело повторял он, – ты покалечишь бедное животное.

– Ну вот, – сказал наконец Ламорак, вставая и переводя дух, – мы это сделали. Теперь предлагаю пяток минут посидеть и передохнуть.

Пертелоп смахнул пыль со своего подола.

– Но сначала, – твердо сказал он, – я вылезу из этой ужасной одежды.

– Ну так давай, – отвечал Ламорак, – А я тем временем посижу здесь и…

Пертелоп отчаянно покраснел.

– Мне нужно, чтобы ты помог мне расстегнуться, – сердито сказал он.

– Ах, прости, – Ламорак снова поднялся на ноги. – Хоть теперь, ради бога, постой спокойно. В прошлый раз ты чуть не выколол мне глаз своими шпильками.

Но едва он успел сделать еще хоть одно движение, как в воздухе просвистела пуля, лишь чуть-чуть не задев его лоб, и сбила шляпку с головы Пертелопа. Оба рыцаря замерли на месте, на этот раз действительно стоя совершенно неподвижно.

– Руки вверх! – произнес голос откуда-то из-за их спины, – или я отфтрелю вам головы к фертям фобачьим!

Австралийская пустыня – обиталище многих странных и страшных звуков. Здесь можно услышать тявканье динго, которое не спутаешь ни с чем, зловещий крик кукабурры, мягкое покашливание кенгуру, скребущее ворчание меццо-сопрано, полощущей горло взбитыми в портере яйцами, – все эти звуки могут привести в смятение и, самое главное, нагнать страху. Но есть один звук, который без сомнения наполнит страхом самое стойкое сердце и заставит задрожать самые несгибаемые колени – это звук голоса, распевающего глубоким задушевным контральто:

Вефелый бродяга фидел на берегу

Под веленым парам-па-пам куфтом…

раз за разом, и судя по звуку, через мегафон. То, что слова повторяются, следует отнести за счет того, что певец не знает остальной части куплета. Эффект усиления звука, в свою очередь, зависит от того, что голова певца накрыта большим металлическим барабаном.