Книга Тень Крысолова - Анджей Заневский

Мы идем по асфальту. Писк крысенка, которого мать тащит в зубах, подгоняет, торопит нас, заставляет бежать быстрее.

Рельсы. Шум несущегося поезда заставляет меня вжаться всем телом в камень. Рыжая прикрывает малыша своим отвисшим брюхом. Когда поезд уносится вдаль, она ждет, пока крысенок оторвется от соска, берет его в зубы и несет дальше.

Мы оказались между гладкими бетонными стенами, освещенными ярким белым светом прожекторов. Бежим по краю туннеля, в котором проложены провода, трубы, кабель. Прыгаем вниз…

Грязь! Цементный желоб полон грязи. Мы вылезаем наверх. Рельсы разветвляются, расходятся в стороны. Над путями видны силуэты далеких зданий. Мы поворачиваем. Стальные рельсы покрыты ржавчиной, как будто по ним уже давным-давно не ездят поезда. Деревянные шпалы истлели и обветшали. Только бетонные стены сверкают ослепительной серостью в отраженном свете прожекторов.

Неожиданно рельсы обрываются. Я стою между высокими бетонными стенами. Дождь кончился. Вокруг тишина. Нет ни машин, ни шума моторов, ни людских голосов, не слышно лая и мяуканья.

Мы подходим ближе к огромной стене, ищем в ней хоть какую-нибудь щель. Мимо нас прямо в ярком свете прожекторов беззаботно прыгают кролики.

Крысенок в зубах у Рыжей совсем побелел – он давно уже мертв.

Между плитами внизу я замечаю продолговатую дыру, в которую без труда может проскользнуть крыса. Я осторожно залезаю туда, за мной протискивается Рыжая с мертвым малышом в зубах.

Проход расширяется, разветвляется в обширный подземный лабиринт.

Я чую, что здесь, под бетонной плитой, когда-то жили крысы. Рыжая ложится на спину и засыпает. Мертвый крысенок, холодный и посиневший, лежит рядом с ней.

Сверху доносятся шаги тяжелых сапог. Они проходят мимо, удаляются и затихают.

Толстые, монолитные стены рассекают город, закрывают собой горизонт. Но мы пролезаем под стеной – по трубам, норам, туннелям, коридорам, прорытым нашими лапками, прогрызенным нашими зубами.

Разделяющая город Зона Тишины оказалась не таким уж безопасным местом. Ласки, еноты, куницы, лисы охотились здесь на крыс, мышей, хомяков и гнездящихся в траве птиц. И хотя им тоже случалось иной раз гибнуть в силках и капканах, все равно они предпочитали жить здесь, а не в городских парках, садах и на кладбищах, где им постоянно угрожали люди.

И только мой злейший враг – человек – не преследовал меня здесь, не травил, не прогонял. Он занимался здесь выслеживанием и убиванием других людей.

Когда сверху доносились выстрелы, я знал, что это люди охотятся друг на друга. Очень скоро на узкой тропинке под стеной я познал вкус и запах человеческой крови, которая ничем не отличалась от крови других живых существ.

Тень огромной собаки, темнеющая на освещенной стене, почуяла меня и завыла, но люди, занятые преследованием, не заметили серой, как бетон, крысы.

Самым грозным моим врагом здесь была старая линяющая лиса, питавшаяся, в основном, молодыми кроликами, яйцами и только что вылупившимися птенцами гнездившихся в траве и кустах птиц. Она быстро обнаружила наше семейство и, затаившись неподалеку, упорно наблюдала за входом в нору в ожидании какой-нибудь неосторожной крысы.

Вскоре хитрая лисица сожрала все мое потомство. Я сам несколько раз чудом ускользал от нее, прячась в щелях и ямках, откуда ей никак не удавалось достать меня. Разъяренная лиса скребла когтями траву и камни, а я, сжавшись от страха, терпеливо ждал, когда она наконец уйдет.

Вскоре лиса погибла в капкане.

Пойманная стальными челюстями, она металась, выла, скулила. Приближались люди. Лиса рвалась, пытаясь выбраться из причиняющих боль железных тисков. Собаки ещё долго злобно лаяли на поводках, после того как люди прикладами перебили лисице позвоночник.

В разделенный Зоной Тишины город я ходил за едой. Достаточно было спуститься в ближайшую сточную трубу, в полуразрушенный подвал или пройти по туннелю среди проводов, чтобы перебраться на ту или на другую сторону, наесться досыта и вернуться, неся в зубах что-нибудь про запас.

Я возвращался в темноте по подземному лабиринту, чуя вокруг лишь крысиные запахи. Рядом было кладбище, точно так же перерезанное полосой тишины. Стекавшая оттуда вода несла с собой запах гнили, а разраставшиеся корни деревьев пробивались сквозь обветшавшие стенки гробов.

С некоторых пор птицы в Зоне Тишины стали вести себя нервно и беспокойно. Многие из них покинули удобные теплые гнезда и пустились на поиски новых мест.

Из-за бетонных стен доносились отголоски шумов, шорохов, шелеста. Я ощущал нарастающую опасность, хотя и не знал, что именно мне угрожает. Я чувствовал: что-то приближается, но не представлял себе, когда и откуда оно придет.

Я понимал, что мне снова придется бежать, хотя и не знал почему. Рыжая снова родила. Голенькие, слепые крысята тянулись к её соскам. Она шире раздвигала лапки, стремясь прикрыть их своим телом.

В норе было полно рыбьих голов, шкурок, хвостов, высохших хлебных корок, кожуры от бананов и яблок, обрезков мяса.

Рыжая с малышами лежала среди обрывков бумаги, тряпок, перьев, которые успели натащить сюда несколько поколений крыс. Здесь тепло, уютно, клонит в сон.

Но почему из соседнего гнезда больше не доносятся скрежет крысиных зубов и попискивание молодых самочек, преследуемых старыми самцами? То семейство ещё вчера покинуло тихую нору под бетонной плитой…

Если бы не новорожденные крысята, нас бы тоже уже здесь не было. Но Рыжая не хочет расставаться с голенькими теплыми комочками, которые начинают попискивать, как только высунут нос из-под материнского брюха. И хотя я обеспокоен отдаленным грохотом, скрежетом, дрожанием земли, свистами и шумами, я засыпаю рядом с Рыжей и малышами, прислушиваясь к их дыханию и движениям.

Грохот. Сначала с одной, потом с обеих сторон бетонной границы. Люди приближаются к самым стенам. Всегда спокойная Зона Тишины теперь наполняется криком, топотом, приходит в движение. Земля над нашими головами дрожит, трясется под натиском тяжелых грохочущих машин.

Люди напирают на стены, бьют, колотят, стучат, крушат, разбивают. Бетонная плита над нами качается, того и гляди рухнет.

Рыжая хватает лежащих ближе к ней крысят и тащит их в безопасное место. Я хватаю ещё пару и бегу за ней. Оставшиеся малыши отчаянно пищат, пытаясь спрятаться в обрывках бумаги.

Земля трясется, плита приходит в движение – бетонная глыба медленно наклоняется и падает, засыпая песком и обломками мою спасающуюся бегством самку. Тяжелый обломок цемента выбивает из моих зубов голого крысенка.

Невероятно яркий, слепящий глаза свет. Крики, гул, грохот врываются в уши. Страх парализует. Трубы, свистульки, флейты, свирели. Слышится ли среди них голос Крысолова? А может, мне все это кажется?