Книга Сфинкс - Тобша Лирнер

— Андерсон, тебе приходилось слышать о нелегальной торговле внутренними органами в Египте?

Он озадаченно повернулся ко мне.

— Нет. В Азии такое еще возможно, но только не в Египте. Почему ты спрашиваешь? У тебя чего-то недостает? — Это была шутка, но он тут же понял, что я говорю серьезно.

— Все на месте, — солгал я. — Просто подумал, не придется ли столкнуться с чем-либо подобным.

— Круто.

— Забудь, что я об этом сказал.

Мы погрузились в неловкое молчание.

Через два часа перед нами возникла развилка дороги. И в том, и в другом направлении горизонт был чист. Андерсон с досадой разглядывал карту.

— Я думал, ты здесь уже бывал.

— Бывал, — улыбнулся я. — Но меня вез шофер из местных.

Андерсон выругался, пытаясь определить по карте, каким мы приехали путем.

Я вылез из джипа и тут же почувствовал такой жар, будто оказался в печке. Раскаленный воздух проник в легкие, и я едва не закружился на месте. Замер и повязал голову и пылающие щеки шарфом. Мне нравилась эта первобытная боль, отделяющая человека от скуки физического бытия, близость смерти и сопровождающее ее острое восприятие жизни.

Затем я услышал тяжелую поступь верблюжьих ног и крики на арабском языке. Из-за небольшой дюны появилась группа из пяти бедуинов и не спеша направилась к караванному пути. Ветер играл их головными уборами и одеждой. Путники остановились и уставились на джип.

Не уверенный в том, как меня примут, я помахал рукой. Мне помахали в ответ. Затем вожак направил грациозно выступающего верблюда галопом ко мне.

Андерсон присвистнул из кабины машины.

— Будем надеяться, что они поймут твой арабский. — Он вылез из джипа.

— Все зависит от того, на каком диалекте говорят они сами.

Вблизи рыжебородый бедуин выглядел устрашающе. Теперь я ясно разглядел высовывавшийся из-под седла ствол автомата Калашникова. Бедуин бросил взгляд на Андерсона, заметив старый солдатский жетон, который нефтяник носил со времен службы во Вьетнаме.

— Да пребудет с вами мир, — поспешно произнес я по-арабски, надеясь отвлечь бедуина.

Не обращая на меня внимания, тот враждебно показал на Андерсона пальцем.

— Солдат?

— Не отвечай, — прошептал я, надеясь, что обычно словоохотливый американец промолчит.

Остальные всадники, подъехав, сбились в зловещую кучу. Они глядели поверх закрывавших нижнюю часть лиц клетчатых платков и настороженно ждали команды старшего.

— Больше не солдат, — ответил я по-арабски и показал на седые волосы американца. — Старый.

Это не убедило вожака, и он подозрительно обшарил взглядом одежду Андерсона: майку, расклешенные джинсы и старые кеды.

— Человек старый, ум молодой, — бесстрастно проговорил бедуин.

Его соплеменники расхохотались. Андерсон, почувствовав оскорбление, подошел ко мне.

— Что он сказал?

— Что для своего возраста ты выглядишь очень сильным.

Американец недоверчиво прищурился.

— Господи, Оливер, спроси у него, где оазис.

— В получасе езды отсюда. Сворачивайте на левую дорогу, — ответил бедуин на превосходном английском. — И будьте осторожны, в пустыне могут подстерегать опасности.

Он повернул верблюда, и всадники уехали.

Из радиоприемника Андерсона неслись раскатистые мелодии Джей-Джей Кейла, смешиваясь с шелестом финиковых пальм у нас над головой. Мы остановились у небольшого озера, окруженного зеленой каймой тростника и деревьев. Его поверхность отражала распахнувшееся в высоте над нами бирюзовое небо. Неподалеку, в низине, находилась гостиница. Построенная из желтоватых кирпичей, слепленных из того, что было под ногами, она едва выделялась на фоне окружающего пейзажа. Здание было выстроено в мавританском стиле — узкие щели вместо окон, арочный вход, который вел в закрытый дворик, где тень и прохлада сохранялись даже в середине дня и можно было отдохнуть от вечной жары.

Я расположился под пальмой на прихваченном из гостиницы пляжном полотенце, давным-давно забытом каким-то туристом. На серой фланели была вышита надпись «Экскурсии по Суэцкому каналу». Рядом с головой лежал взятый в компании спутниковый телефон. Мой договор предусматривал, что на случай непредвиденных осложнений я должен постоянно находиться в пределах досягаемости, поэтому телефон всегда был при мне. Ствол зубчатолистой пальмы надо мной склонился над озером, и его отраженная копия слегка покачивалась в такт колебаниям воды. Прекрасное проявление изохронности — перевернутый параллельный мир, где нет ничего невозможного. Заинтересовавшись собственной мыслью, я сел.

Андерсон в широких красных пляжных трусах лежал на открытом солнце, обильно смазав покрасневшие лицо и грудь кремом для загара, и напоминал выброшенную на берег морскую звезду. Между пальцами был зажат грубо скрученный косяк. Он сел и затянулся марихуаной. Задержал дыхание и передал косяк мне. Затем выдохнул и вновь опрокинулся на полотенце.

— Господи, как же здорово ни о чем не думать!

Я сделал осторожную затяжку — не люблю терять над собой контроль и не большой поклонник марихуаны, хотя Изабелла регулярно ее курила, объясняя тем, что это стимулирует ее воображение. Сам я считаю, что марихуана не стимулирует ничего, кроме паранойи, но из боязни показаться закоснелым старичьем никогда не уговаривал ее отказаться от этой привычки. Меня больше устраивает спиртное, и я в жизни не пробовал сильных галлюциногенов и возбуждающих средств — ни ЛСД, ни мескалина, ни кокаина. Но теперь хотел помешать мыслям постоянно убегать в прошлое. Дым обжег горло, и стало щипать глаза. Секундой позже возникло ощущение дезориентации в пространстве.

— Сильная штука. Где ты ее достал?

— В Афганистане. С опиумом. Мое оборудование не досматривают, поэтому я могу провезти что угодно.

— Удобно.

— Еще как. Но я никогда не беру оружие и радиоактивные отходы. Считаю, что надо знать меру.

Я посмотрел на другой берег озера, где краски сливались в искрящиеся синие, изумрудно-зеленые и желтовато-белые пятна. Низко над водой пролетел ибис — его неспешные, полукружьями вверх-вниз, взмахи крыльев отмечали закручивавшиеся спиралями перья.

— Знаешь, почему я это делаю? — Голос Андерсона звучал слегка невнятно и будто издалека, и мой теряющий способность соображать мозг все же отметил, что американец забалдел.

— Ради денег. Или из любви к опасности.

— Ошибся и в том, и в другом. Ты знаешь, что я был во Вьетнаме?

— Конечно.

— Где-то в шестьдесят восьмом — если точнее, семнадцатого сентября — мой взвод попал в ловушку, и я обнаружил, что лежу рядом с тремя друзьями, у которых выпущены кишки. Целым остался только я, сам не понимаю почему: никакой связи с какой-то моей особенной реакцией или умным поведением — просто так вышло. Я пропустил свой смертный день и с тех пор говорю себе: обманул смерть и жив — а… аминь. — Андерсон снова затянулся, а затем затушил бычок о камень. — Но в самой глубине души понимаю: я должен был в тот день умереть.