Книга Царев врач, или Когда скальпель сильнее клинка - Александр Сапаров

– Дык как же, Сергий Аникитович, они же крест на верность целовать будут!

Я в душе сомневался в достаточности такого действия, но благоразумно промолчал.

После недавней поездки к царю я мог особо не волноваться. Потому как одной из возвращенных мне привилегий была небольшая сумма, получаемая из казны, а на эту сумму можно было существовать всей усадьбе. А я ведь надеялся, что осенью получу еще и доход с вотчины, которую надо было посетить во что бы то ни стало.

До сего дня у меня в мастерской-лаборатории работал кто придется, а начальником там давно уже стал Антоха. Но Антоха нужен был как помощник в лечении, и мы с Федором вызвали смышленого парня лет восемнадцати, которого звали Яковом. Он давно вертелся около мастерской, и любопытство из него так и перло. Поэтому я поручил Антону постепенно передать бразды правления Якову с тем, чтобы тот начал командовать сам. Мне, конечно, не надо было много эфира, но я понимал, что никто не даст единолично распоряжаться такой драгоценностью одному, и рано или поздно этот вопрос поднимут, так что лучше самому организовать производство и получать от этого какую-никакую прибыль. Йода, который сейчас оседал в ретортах, мне также должно было хватить на много лет, но не исключено, что в будущем появится возможность открыть свое производство. И еще у меня возникла одна идея: я хорошо помнил историю открытия лидокаина. Когда химик, исследовавший экстракт, полученный из ячменя, нечаянно его лизнул, он почувствовал, что у него онемели губы. После этого начались исследования, которые и привели к созданию одного из самых сильных анестетиков современности. Я помнил, что исходный продукт – изограмин – был токсичен, но надеялся, что для местных операций он вполне подойдет, и мне не надо будет давать эфирный наркоз там, где достаточно смазать слизистую оболочку. Оставалось только дождаться середины лета, чтобы собрать достаточное количество стеблей мутирующего ячменя, от обычного он отличается отсутствием хлорофилла в листьях.

Также я, думая о возможных перевязках, велел посадить пару женщин щипать корпию, запас обычно не мешает…

Кроме того, вспоминая мучения, связанные с раздеванием и уходом за Натальей, дочкой Евлампия, я решил, что надо иметь двух девушек, таких же помощниц, как Антоха, и поручил Антону найти их. Решил, что он должен понимать, какими должны быть эти кандидатки.

Федору было дано задание закупить пару пудов обожженного гипса, ведь в эти времена любой перелом кости практически означал или смерть, или инвалидность. Я надеялся, что царь ознакомится с этими нововведениями. Но как же мне не хотелось, чтобы на все это смотрел Бомелиус, про которого я помнил только, что его должны были в ближайшие годы зажарить на вертеле. Как бы приблизить это событие? И мне, кстати, сразу станет легче жить, перестану каждую минуту ожидать мышьяка в еде.

Итогом нашей беседы было то, что мы с Федором решили навестить мою вотчину и посетить село Заречье.

На следующий день начались сборы. Все были к этому привычны. Поэтому за день со всем управились. Но в поход решили отправиться утром.

И вот прохладным июньским утром мы отправились в путь. Это совсем не напоминало мне события пятимесячной давности, когда мы с Антохой под видом рыбаков ехали в Москву на возу мерзлой рыбы.

Мы с Федором ехали впереди, а сзади нас сопровождало десять конных. Все были неплохо одеты, и на нашу колонну обращали внимание. Пока ехали по Варварке, слышались шепотки:

– Молодой Щепотнев куда-то отправился.

За пределами нашего района нас уже никто не узнавал. Не приобрел я еще достаточной известности, что меня в общем радовало.

Через какое-то время выехали за пределы Москвы, и наша скорость несколько увеличилась, но все равно движение было еще большим. Навстречу постоянно попадались возы, везущие в Москву различные товары, все-таки дорога шла из Твери. Но постепенно людей становилось все меньше, и мы ехали в одиночестве, почти без пыли, прибитой к земле свежим дождиком. После нескольких часов пути остановились у какого-то ручейка перекусить. Впервые мне ничего не надо было делать в такой ситуации, и я, стащив сапоги, свернул снятую ферязь подкладкой наружу, улегся на нее и стал ловить кайф от ничегонеделания. Холопы между тем суетилась, разжигали костер, варили кулеш, слышались смех и шутки, а я все обдумывал свои дальнейшие действия уже по прибытии обратно в Москву.

Наконец все было готово, я, как был босиком, подошел к костру, и мне первому отвалили хороший черпак.

«Да, славно на природе, – думал, поедая горячий, слегка попахивающий дымком кулеш, медленно разжевывая кусочки сала, которых наш повар изрядно туда набросал. – Жалко, что всю жизнь нельзя так провести – сидя на пенечке и вдыхая лесной воздух, пахнущий озоном после дождя».

Вскоре отдых был завершен, и мы, запрыгнув на коней, продолжили свой путь. К вечеру, как и было задумано, заехали на постоялый двор. Когда я зашел в общий зал, первое, что увидел, это физиономия Фрола, сидевшего в углу. Он с равнодушным видом смотрел на меня, очевидно, совершенно не узнавая парня, которого видел полгода назад почти на таком же постоялом дворе. На этот раз он был с каким-то мужиком в низко надвинутой на уши шапке, они сидели и тихо о чем-то разговаривали. Наша шумная компания практически не отвлекла их от разговора. Хозяин трактира между тем неоднократно подбегал к ним и принимал участие в беседе.

Какое-то нехорошее предчувствие поднялось у меня в душе: «Опять они христианские души губить собрались. Что же делать? Нас двенадцать человек, а сколько здесь этих татей, кто их знает!»

Я тихонько сообщил Федору, что это те разбойники, которые отправили на дно купеческий обоз, с которым я ехал в Москву. Федор заволновался:

– Так надо народ кричать и хватать татей!

– А откуда ты знаешь, сколько их здесь, вон смотри, как хозяин с ним милуется, может быть, здесь все – одна шайка.

Я крикнул:

– Эй, хозяин, давай пива моим холопам да сюда, нам с ключником, и пожрать.

Хозяин, низко кланяясь, побежал за перегородку.

Я сказал:

– Федор, надо бы всех, кто выходит по нужде, там и вязать да в конюшню складывать. Только выбери ребят половчей, чтобы без звука все делали.

Большая часть моей команды веселилась, набираясь пивом, а тем временем народу в зале постепенно убавлялось. Неожиданно Фрол обвел подозрительным взглядом опустевший зал и вскочил на ноги, но тут на него сзади кинулся Федор и легонько шлепнул кистенем в затылок. Фрол лег как подкошенный, но его сосед вскочил и, выхватив нож, бросился на нас. Шапка слетела с его головы, и мы увидели страшную рожу без ушей. Я метнул в него клевец, и этого хватило – он упал с пробитой головой. Фрола связали и отнесли к остальным, лежавшим в конюшне. Там был и хозяин, и все его помощники. Итак, в конюшне лежало шестнадцать человек, все мужчины. Ни женщин, ни детей не было. Кто из них тать, а кто – нет, решили разбираться завтра. Но мне доложили, что Фрол, которому Федька заехал кистенем, вроде пришел в себя. И я решил хотя бы поговорить с ним, может, он что-то сможет сказать по тогдашнему нападению на обоз. Когда Фрола втащили в комнату, лицо его уже распухло от тычков, которыми награждали его мои вояки. Вначале на вопросы он не отвечал, но, когда я напомнил ему встречу, случившуюся полгода назад, хрипло засмеялся.