Книга Танец Арлекина - Том Арден

— Маленький человечек? — сердито переспросила она. — Ты явилась сюда, чтобы сообщить мне о том, что пришел очередной попрошайка? Вели ему убираться прочь!

Сырые дрова не желали разгораться, они только дымили.

Жалобный крик послышался снова, на сей раз ближе. Незнакомец, оказывается, шел за Нирри следом. Служанка испуганно обернулась. Склонив голову в поклоне, комкая в руках шляпу, маленький человечек вошел в комнату. Умбекка в ужасе вперила в него взгляд.

— Да… да это же один из тех уродов, что ходят с ваганами! Нирри! Немедленно позови своего отца!

Но Нирри не шевельнулась. С застенчивой, какой-то резиновой улыбкой уродец шагнул в комнату. Ростом с ребенка, на самом деле он был почти стариком. При ходьбе он сильно покачивался — то ли оттого, что ноги у него были слишком коротки, то ли оттого, что на груди у него висел тяжеленный ящик из отполированного до блеска дерева со струнами из жил какого-то зверя, а ниже тянулся ряд клавиш — как у клавикордов. Видно, хозяин любовно ухаживал за своим инструментом. Надо сказать, что и сам карлик, если на то пошло, выглядел довольно аккуратно. Его редеющие волосы были чисто вымыты, щеки алели румянцем. Остановившись перед Элой, странный гость отвесил ей неуклюжий поклон.

Эла встала. Улыбнувшись, помогла карлику разогнуться.

— Племянница, не прикасайся к нему! — испуганно вскрикнула Умбекка. — Эй, карлик, ты собираешься сказать, кто ты такой, или нет?

Карлик промолчал. Вместо ответа он сунул руку в карман куртки и протянул Эле свиток пергамента. С быстро бьющимся сердцем Эла взяла его, сорвала перевязывающую свиток ленточку, развернула.

— Племянница, что это значит?

Но Эла не слышала вопроса тетки. Только потом, гораздо позже, когда Эла уснула, Умбекка подошла к её кровати и взяла с подушки пергамент. А сейчас Эла ушла со свитком к окну и принялась читать. Стоя у окна, она не чувствовала холода. Стройная, в белом платье, она стояла, озаряемая солнцем, и читала:

Возлюбленная моя!

У меня не было иного выбора. Я должен был покинуть тебя. Я не могу больше задерживаться здесь, мне пора уходить. Даже не могу сказать, когда мне удастся вновь повидаться с тобой.

Синемундирники затевают новую войну против Зензана. Кое-кто поговаривает, будто бы это сотая по счету из зензанских войн, а премьер-министр клянется, что она станет последней. Эту войну он объявил священной. Они собираются разжечь религиозную рознь. Они отлично понимают, что это им на руку! Наконец агонистам удастся поработить своих всегдашних соперников. Но на самом деле любое сопротивление будут нещадно подавлять синемундирники. Они отлично знают, что Зензан, как бы ни была унижена и опустошена эта страна, всегда был на нашей стороне и оттуда мы начинали все свои дерзкие вылазки. Теперь синемундирники считают, что зензанцев надо истребить окончательно.

Дорогая моя, нам казалось, что худшие времена миновали. Это не так. Все ужасы режима синемундирников только начинаются. Вот почему я должен попытаться помешать им. На самом деле я никогда по-настоящему не был солдатом-красномундирником. В этих краях нет никаких отрядов. Мундир — всего лишь очередной маскарад, очередная игра. А вот в Зензане затаились красномундирники. Торвестр, наследник Ириона, должен присоединиться к ним!

Эла, моя любовь к тебе никогда не угаснет, я сохраню её до последнего вздоха. Я горячо люблю и мальчика. Так горячо, что боюсь, как бы сердце мое не сгорело дотла из-за этой любви.

Я должен уйти.

Тот, кто принесет тебе это письмо, был моим верным слугой. Он не может сопровождать меня сейчас, не сможет участвовать в борьбе, которая нам предстоит. Приюти его, пусть он будет твоим талисманом. Может быть, он сумеет подружиться с мальчиком — ведь он с него ростом. Он знает очень много такого, что со временем даст удивительные плоды. Его зовут Варнава.

Помни о том, что я всегда буду любить тебя.

Тор.

Эла ухватилась за ставню и еле устояла на ногах. Она дочитала последнюю строчку, и пергамент выпал из её рук. По бледному лицу Элы катились слезы.

Но она наклонилась и подняла свиток.

Она улыбалась.

— Варнава, — сказала Эла, — будь как дома.

— Племянница, что за выдумки! — возмущенно взвизгнула Умбекка. Она была готова броситься к карлику, схватить его и вышвырнуть, но что-то удержало ее.

Умбекка бросила дикий взгляд в сторону кровати. Джем проснулся и сел. Широко раскрытыми глазами из-под спутанной челки он смотрел на происходящее.

А Эла спросила:

— Ты говорить умеешь, Варнава?

Вместо ответа карлик открыл рот, и Эла увидела, что язык у него отрезан. Она не испугалась, ей только стало нестерпимо жаль беднягу. Эла печально наклонила голову. Она бы снова расплакалась, но тут маленькие ручки карлика коснулись струн и клавиш странного музыкального инструмента.

От камина послышался треск. Сырые дрова, наконец, разгорелись.

ГЛАВА 14 КАБАТЧИЦА

Когда эрцгерцог покидал родовое гнездо, солдаты-синемундирники сопровождали и его карету, и весь обоз. Деревенские жители и крестьяне, сбежавшиеся с окрестных полей, выстроились вдоль дороги, уходившей к югу. Некоторые плакали. Здоровяки крестьяне падали на колени. Толстая прачка с руками, напоминавшими бараньи окорока, бросилась наперерез карете и стала умолять господина не уезжать, и другие были готовы просить эрцгерцога о том же. Морщинистые старики с доверчивыми добрыми глазами не могли поверить, что господин может покинуть их. Молодые смотрели на проезжавший мимо обоз, не моргая, опасливо и нервно, не умом, но сердцем чувствуя, что стали свидетелями исторического события. Одним казалось, что синемундирники увозят их господина. Они думали, что король — в замке. Они думали, что синемундирники — враги короля. Наспех проведенный сход на деревенской лужайке имел целью объяснить крестьянам, что они жестоко ошибались. Никто не ведал, что истинный король под покровом ночи был тайно увезен из замка в оковах. Однако на несколько дней умолкли пушки и утихла ружейная стрельба.

Что-то случилось.

Казалось, время остановилось.

Во главе отряда синемундирников ехал командор — мужчина с лицом как бы выточенным из стали, с огромными усами, кончики которых загибались вверх, и глазами, взгляд которых был тверже кремня. Его звали Оливиан Тарли Вильдроп. Жители Тарна возненавидели его. По его приказу некоторых пытали, а других били.

Иногда командор сам производил экзекуции. Это Вильдроп хладнокровно и жестоко выколол глаза Сайласу Вольверону.

Деревня жила в страхе. А теперь от имени эрцгерцога жителям Ириона было объявлено, что Вильдроп — не враг, а друг. Они не сразу поняли, что для эрцгерцога это так и есть. В то же мгновение, когда эрцгерцог предал короля, все его бывшие враги тут же стали его друзьями — словно небрежные пальцы перевернули монетку.