Книга Влюбленный воин - Хизер Гротхаус

— Фар, я тебя не понимаю. Ты гневаешься из-за того, что я желаю не ту женщину, которая свяжет меня родственными узами с Найджелом? Неужели ты желаешь моей смерти?

— Но ведь леди не сделала тебе ничего дурного.

— Да, верно. В предательстве Найджела Солейберт не виновата. Просто я решил…

— Решил уложить в постель ее сестру! — перебил Фаро, повысив голос. — И выставляешь это свое желание напоказ!

Тристану на мгновение показалось, что он ослышался. Неужели это говорил тот, кто долгие годы был его другом? Слова Фаро больно задели самолюбие Тристана, и он с угрозой в голосе проговорил:

— Берегись, Фар. Ты слишком много себе позволяешь.

— Я готов в любой момент повторить все, что уже сказал, мой господин, — ответил Фаро. — Возможно, ты этого не сознаешь, но между сестрами очень крепкая связь. И если ты причинишь боль одной из них, то другая без колебаний убьет тебя. Я беспокоюсь за тебя, неужели не понимаешь?

Тристан ненадолго задумался, потом проговорил:

— Что ж, я понял тебя, друг. И обещаю проявлять осторожность.

Какое-то время оба молчали, словно пытались осмыслить все ими сказанное. Наконец Фаро вновь заговорил:

— Твоя женщина обручена с Дональдом. И если Найджел узнает, что он в темнице, то разве он не пришлет за ней?

— Может быть, и пришлет, — в задумчивости ответил Тристан. — Но Найджел скоро узнает, что его требования ничего для меня не значат. Она не вернется в Сикрест.

— Я бы не был так уверен, мой господин, — пробормотал Фаро. Прежде чем Тристан успел возразить, он добавил: — А может, вместо нее отправить туда старшую леди?

— Возможно, мы так и поступим, Фар, — ответил Тристан с усмешкой. Он хлопнул друга по плечу. — Иди лучше спать. Завтра у нас много дел.

— Да, в самом деле, — закивал Фаро. — Доброй ночи, мой господин.

Тристан повернулся и тяжелой поступью зашагал к дверям замка. Фаро же в задумчивости прошелся по двору; он вовсе не собирался отдыхать, хоть и знал, что следующий день и впрямь будет нелегким.

Солейберт в одиночестве сидела в комнате, отведенной ей в Гринли. Глаза ее были сухими, но в груди все клокотало от сердечной боли. Перед ней то и дело возникала сцена, свидетельницами которой стали они с матерью, когда вошли в зал. Ее сестра и жених обнимались так страстно, что Берти поначалу глазам своим не поверила. К тому же они совершенно не замечали ничего вокруг, так что Эллоре пришлось повысить голос, чтобы привлечь их внимание. Неужели мать была права? Неужели Хейд действительно ее предала?

И почему сестра так странно выглядела? На лице ее были отчетливо видны следы побоев, а одежда — порванная и заляпанная грязью. Неужто путешествие в Гринли оказалось для нее столь тягостным? Берти оно показалось скучным и долгим, но ехать верхом было совсем не трудно.

А может, этот негодяй заставил ее идти пешком? Может, еще и избил? Берти заметила, что Хейд хромала, когда выходила из зала, а синяки и царапины тоже кое-что значили и могли бы о многом рассказать. Впрочем, побои могли быть нанесены ей не Тристаном, а Дональдом. Берти все еще не могла поверить, что сестра обручена с этим отвратительным уродом, хотя Эллора клятвенно заверила ее, что это именно так.

Не в силах усидеть на месте, Берти поднялась и принялась расхаживать по комнате, заламывая руки. Она приехала в Гринли с единственной целью — спасти Хейд.

И вот теперь не знала, от чего же ее спасать. Вчера все было предельно ясно, а сегодня… Сегодня ей уже казалось, что мать во многом права.

Берти подошла к окну и, выглянув, увидела Минерву, выходившую из дома с корзинкой в руке. Старуха подняла голову и посмотрела вверх, Берти показалось — на нее. Но Минерва прошла мимо, не обратив на нее внимания, хотя та помахала рукой в знак приветствия.

Берти тяжело вздохнула. «Неужели такова моя судьба? — спрашивала она себя, — Неужели мне придется сидеть в одиночестве в этой комнате с единственным правом смотреть в окно? Ах, наверное, в Гринли мне не место». Последняя мысль показалась Берти на удивление здравой. Ей и впрямь недоставало привычной обстановки Сикреста. К тому же жених не проявлял к ней совершенно никакого интереса, и Солейберт подозревала, что причина не только в его влечении к Хейд. Ей почему-то казалось, что лорд Тристан терпеть не может Найджела. А Найджел в последнее время вел себя довольно странно — например, постоянно встречался с этим ужасным Дональдом; Берти не раз видела, как они о чем-то беседовали. Но что могло связывать лорда и кузнеца?

И еще этот отвратительный скандал на празднике в честь ее помолвки. Правда, тогда Берти не очень-то прислушивалась к разговорам, потому что ее очень смущало и отвлекало присутствие за столом Фаро Такана. А потом, после трапезы, он внезапно появился во дворе замка под ее окном. Довольно долго они молча смотрели друг на друга, после чего он исчез, даже не помахав ей на прощание рукой.

Берти еще раз прошлась по комнате, затем с тяжким вздохом плюхнулась на постель.

И тут ей в голову пришла совершенно неожиданная мысль. Ведь Эллора заперлась в своей комнате, а Найджел был сейчас далеко. Зато Фаро… Он наверняка где-то поблизости, и она вполне могла бы побеседовать с этим странным чужеземцем, так взволновавшим ее.

Поднявшись с постели, Берти оправила платье и пригладила волосы. Но, приблизившись к двери, внезапно остановилась. О Господи, что она делает?! И что скажет ему, если увидит?

«Добрый вечер, сэр Фаро. Вас не очень обеспокоит, если я буду пялиться на вас, пока мои глаза не вылезут из орбит?»

Боже милостивый!

Берти вернулась к кровати, но тут же снова подошла к двери.

До этого вечера отвага не числилась среди ее достоинств, но сейчас она мысленно поклялась, что не утратит ее, хотя бы на ближайшее время. Отчаянно вцепившись в дверную ручку, она с силой рванула ее на себя, опасаясь, что может передумать.

Оказалось, что Фаро стоял так близко от двери, что Берти едва не наткнулась на него. Вскрикнув от неожиданности, девушка отступила на шаг.

Фаро же склонился перед ней в низком поклоне, затем, выпрямившись, проговорил нараспев:

— О, миледи, могу ли я вам чем-нибудь помочь?

По спине Берти пробежали мурашки. Она чувствовала на себе пристальный жаркий взгляд чужеземца, но в этом взгляде не было ни насмешки, ни презрения. Нет, его взгляд горел желанием.

Берти никогда не испытывала ничего подобного, и ей вдруг ужасно захотелось узнать, что скрывается под просторными белыми одеждами этого странного человека. Она тотчас же попыталась отбросить столь греховные мысли, однако у нее ничего не получилось, видимо, мысли эти уже пустили глубокие корни. К тому же у Фаро были такие чувственные губы и такие густые и длинные ресницы…

«Но это же безумие, — шептал ей голос разума. — Да-да, безумие».

Отступив от двери еще на шаг, Берти прошептала: