Книга Маэстро, ваш выход! - Вячеслав Жуков

Дежурный следственного изолятора, невысокого роста майор с усталым лицом, узнав цель визита Туманова, только вздохнул.

– Да чего там смотреть? – сказал он, желая отговорить сыщика от лишних хлопот. – Приезжали тут уже, смотрели. Из прокуратуры были.

Но Федор проявил настойчивость, и дежурный связался с начальником тюрьмы. Получив от него разрешение, вежливо попросил Федора сдать оружие, после чего открыл перед ним решетчатую дверь служебного входа.

– Порядок у нас такой, что с оружием сюда нельзя, – сказал майор в оправдание своих действий, хотя возражений у Туманова не было.

Для начала дежурный повел Туманова в тюремную больницу, где еще находилось тело Ищенко. Сам майор подходить к каталке, на которой лежал труп Ищенко, накрытый простыней, не захотел. Махнув рукой, сказал:

– Я уже с утра достаточно насмотрелся на него. А вы посмотрите, коли охота. Не зря же мы пришли сюда.

Федор внимательно осмотрел труп. Впрочем, в одиночестве осматривать ему не пришлось. Врач тюремной больницы неотступно ходил за Федором по пятам. И стоило Туманову достать из кармана маленький фотоаппарат, он цепко повис у Федора на руке.

– Извините, а разрешение у вас на съемку есть? – спросил он.

Разрешения у Федора не было. И неизвестно, чем бы все закончилось, если б не дежурный майор.

– Да что вы в самом деле, – сказал он врачу. – Этот парень проходит у них по уголовному делу. Если так надо для дела, пусть снимает.

Врач обиженно поджал губы. Против съемки не возражал, но чувствовалось, мнения своего он не изменил. За всеми действиями Туманова по-прежнему наблюдал предельно настороженно.

Для начала Федор сфотографировал лежащего на каталке Ищенко целиком, потом сделал несколько крупных снимков шеи с впившей в горло резинкой.

– Откуда у него эта резинка? – спросил Федор.

Врач молча оттянул пояс спортивных брюк, и Федор, заметив небольшой надрез, через который эта резинка была вытянута, навел объектив, и сделал несколько кадров. Внимательно осмотрев весь пояс, пришел к заключению, что резинка была вытянута из брюк именно через этот надрез в ткани.

Да и сама резинка тоже была разрезана, хотя совсем рядом на ней имелся узелок, развязав который, можно вытянуть ее из пояса. Так стоило ли Ищенко так торопиться? Теперь не мешало бы узнать, чем был надрезан шов на поясе брюк и перерезана резинка? Вряд ли у Ищенко был в камере нож.

Об этом Федор Туманов спросил у сопровождавшего его дежурного майора. Но тот только развел руками.

– Возможно, обломком лезвия, – сказал дежурный майор.

– А вы нашли его? – спросил Федор, и по обескураженному лицу сопровождающего понял, что они не нашли. Призадумавшись, для себя Федор решил другое, что, скорее всего, этот предмет они и не искали. Смерть Ищенко не выглядит для них ничем необычным. И они даже не понимают, к чему столько мороки из-за какого-то жмурика. Сколько их таких вешается.

– К сожалению, такое случается, – пожимая плечами, сказал сопровождавший Федора дежурный майор. Он привел Туманова в ту одиночку, где еще вчера коротал время Валерий Ищенко. И не просто коротал, а надеялся на справедливость. Потому что во время последнего допроса он едва ли не на коленях умолял Федора, чтобы тот нашел настоящего убийцу. Туманов тогда не стал давать каких-либо обещаний, но как человек привыкший доводить дело до конца, сказал, что сделает все от него зависящее. И не успел.

В небольшой душной камере, на столе, в консервной банке, служившей пепельницей, лежало несколько окурков сигарет «Прима».

– Это сигареты, которые курил Ищенко? – спросил Федор. Но сопровождавший его майор и на это пожал плечами.

– Я точно не знаю. Надо будет спросить прапорщика Глебова. Он тут работает по коридору. Как раз его смена была, когда все это случилось.

– Спросим. Но чуть попозже, – согласился Федор и присев на корточки, заглянул под шконку. Может там, в шве между досок затерялся осколок лезвия, о котором ему пытался толковать дежурный майор. Но никакого осколка Туманов там не нашел. Зато на полу, возле самой стены, увидел два окурка сигарет «Мальборо». Видно тот, кто их курил, решил растянуть приятное на следующий раз, не стал докуривать до фильтра, а, притушив, положил под матрас. А оттуда окурки провалились на пол. Выглядели они вполне свежими. Не заметно от дежурного майора, который зачем-то стал осматривать тумбочку, словно надеясь чем-то поживиться там, Федор положил оба окурка в карман пиджака. Пусть с ними поработают эксперты.

– Ну что, не нашли режущий предмет, которым Ищенко перерезал свою резинку? – спросил Туманов у дежурного майора.

Тот захлопнул дверцу тумбочки.

– Нет. А вы там? – кивнул майор на пол под шконку.

– И я нет, – вздохнул Федор. – Ничего такого не нашел…

Уже когда Туманов собирался покинуть стены изолятора, к нему подошел человек роста чуть выше среднего, коренастый с широким лицом.

– Здравия желаю, товарищ майор. Прапорщик Глебов, – представился усатый, улыбнувшись.

Федор кивнул. Осмотр камеры, в которой находился Ищенко, оставил у Федора самые мрачные впечатления. А может вовсе и не камера, а сам факт смерти Ищенко. Не ожидал такого Федор. Ведь со смертью водителя, дело только осложнилось. Он должен был жить, хотя бы для того, чтобы помочь отыскать настоящего преступника. Возможно, он смалодушничал. Сдали нервы. Для кого-то одиночка, сплошной ад, когда человек остается наедине со своими мыслями.

Федор постучал себя по карманам, и вспомнил, что свою пачку сигарет оставил в кабинете на столе. Участь теперь у нее будет незавидная, если она попадет в руки к капитану Греку. На чужбинку тот охоч. Уж этот усач постарается, выкурит все до последней сигареты.

– У вас закурить не найдется? – спросил Федор, глянув в улыбающуюся физиономию разухабистого мужика прапорщика Глебова с типично рязанским лицом.

Прапорщик быстро сунул руку в карман и услужливо достал пачку «Мальборо», чем вызвал у сыщика несказанное восхищение. Похвалился:

– Говно не курим. Только такие.

– Ваши любимые? – спросил Федор. Глебов кивнул.

– Всегда и везде курю только их, – сказал он с бахвальством.

Потом он долго и подробно рассказывал о странном поведении Ищенко, которое заключалось в том, что тот частенько жаловался о преследующих его ночных кошмарах и галлюцинациях.

– Говорил, что страшно переживает за случившееся, – как бы с сочувствием за судьбу Ищенко, проговорил прапорщик, скроив при этом грустную физиономию, которая, кстати, ему не шла. Видно в миру прапорщик был большим жизнелюбом и предпочитал больше улыбаться, чем грустить.

– Так и говорил? – спросил Федор, выкурив сигарету примерно наполовину. Сделал вид, что бросает ее в урну, а сам притушил и незаметно от Глебова сунул в карман к тем двум окуркам.