Книга Обыкновенная жадность - Фридрих Незнанский

— Конечно, справишься. — Леонид распрямился, очевидно, отыскав нужную ему вещь, и повернулся к жене: — Просто с месяц будешь тратить поменьше времени на отцовские дела, а больше заниматься нашими… Джина, ты действительно никогда не поймешь, почему я, как ты изволила выразиться, «беспричинно сорвался в свою проклятую Россию»!

— Я пойму! Но ты же ничего не объясняешь, то, что ты говоришь, — ерунда, чушь!

— Господи… — Славский вздохнул и на мгновение возвел глаза к высокому лепному потолку, разрисованному по настоянию жены отвратительными, на его взгляд, купидончиками с неизбежными луками и стрелами. — И я ведь об этом… То, что для тебя — ерунда, для меня — куда важнее всего остального: я должен быть там, я должен разобраться, почему начали погибать мои друзья… Знаешь, к чему я никогда в жизни не привыкну в… в вашей Америке?

— В нашей? — взвилась Джина. — Она такая же твоя, как и наша! Как ты можешь вообще говорить это после того, как ты… как я… почти смирилась с тем, что ты на их стороне?!

Славский пристально посмотрел на жену и через силу улыбнулся:

— Извини, дорогая… — Он подошел к Джине и слегка провел рукой по ее растрепавшимся волосам. — Я только хотел сказать, что у вас… То есть что здесь, в Штатах, не принято дружить между собой так, как у нас, в России…

— А как же Джефферсоны? Чарльз Маккензи и Китти?! Разве это не наши друзья?… Ты сам говорил…

— Конечно, друзья. — Славский вновь вернулся к своему чемодану. — Но, дорогая, все это не то… Я говорил — ты не поймешь. В России дружить — означает прежде всего участвовать в проблемах друг друга, относиться к ним как к своим собственным. В Штатах даже делиться своими проблемами с друзьями, отнюдь не в расчете на их участие и помощь, просто делиться — и то не принято… Считается чуть ли не нарушением приличий!..

— Ты не совсем прав, — возразила Джина. — Я часто делюсь с Китти своими проблемами… Да и ты с Чарльзом!.. Кроме того, оберегать других людей от отрицательных эмоций — что в этом плохого?!

— Я и не говорю, что это плохо. — Леонид ощутил какую-то небывалую усталость. Больше всего ему сейчас хотелось наорать на жену, попросить ее и вовсе уйти из спальни, дав возможность спокойно собраться: до заказанного им чартера оставалось всего три с половиной часа. Но ничего такого сделать он не мог: тяжелейший разговор, состоявшийся между ним и супругой два дня назад, Джина неожиданно для Леонида выдержала с достоинством. Ожидаемого им скандала не случилось, кажется, единственной ее просьбой, высказанной, правда, дрожащим от ярости голосом, была просьба «ничего не говорить папе».

Далее последовало молчание, затянувшееся почти на сутки, и, наконец, сегодняшняя бурная реакция жены на его отъезд в Москву… Для сдержанной Джины — действительно бурная. Но объясняться это могло еще и тем, что Леонид, вопреки обыкновению, не посоветовался с женой, а просто поставил ее перед фактом.

— Что я скажу отцу? — с внезапной растерянностью в голосе произнесла вдруг примолкшая на минуту Джина, а Славский с большим усилием подавил в себе моментально вспыхнувшее раздражение: все эти годы старый ювелир, впрочем, крепкий, как дуб, не упускал возможности напомнить зятю, с чего именно началось его нынешнее благополучие. И Джина относилась к этому как к чему-то должному… Чертов старый хрыч, чертова его дочурка!.. Какую же глупость он когда-то совершил, согласившись на тот заем!..

Успех никогда не бывает случаен: не получилось бы у него тогда, получилось бы позже, и без их помощи! И не пришлось бы ему в качестве расплаты жениться на этой женщине, которую он не любил никогда, ни единой секунды своей жизни…

Зазвонил мобильный телефон Славского, и Леонид, обрадовавшись возможности не отвечать на вопрос жены, включил связь.

Конечно же это была мать с последними наставлениями по части подарков, отдельный чемодан которых он вез от нее Соне, любимой племяннице… Куда более любимой, как он подозревал с самого детства, чем ее собственный сын…

— Да, мам… Конечно… Конечно, обязательно…

Боковым зрением он перехватил настороженный взгляд жены: Джина не любила, когда муж переходил в разговорах с кем-то, в частности, со своей матерью, на русский язык. Но что прикажете делать, если Мария Константиновна за пятнадцать лет жизни в США так и не освоила в полной мере английский.

— Это мать, — пояснил он жене, хмуро ожидавшей, когда он завершит разговор. — Беспокоится, не забыл ли я подарки для кузины, и настаивает, чтобы отправился к ней прямо из аэропорта.

— Логично, — неожиданно согласилась Джина, хотя мнения ее и свекрови совпадали крайне редко. — Насколько знаю, твоя кузина живет в вашей бывшей квартире в центре Москвы?

— Не совсем в центре, скорее, рядом с ним.

— Ну это не столь важно! В любом случае, если уж ты туда летишь, квартиру необходимо продать: я узнавала, цены на недвижимость там сейчас на самом пике…

Славский изумленно уставился на Джину:

— Узнавала?… И у кого? Вот уж не знал, что у тебя есть связи с Россией!

— Никаких связей с Россией лично у меня нет, — холодно отрезала она. — У папиного знакомого один из братьев решил открыть филиал своей фирмы в Москве. С ним я и созвонилась еще вчера…

— Ну хорошо, а Соню я куда дену? Выставлю на улицу?

— Она же где-то жила до того, как вселилась в вашу квартиру?

Леонид на минуту задумался: Джина права, а вот он об этом почему-то не думал ни разу. Родители Сони давно умерли, после них действительно должна была остаться квартира, и, кажется, шикарная… Однако жадная до денег сестрица, к тому же ужасная транжирка, вполне могла ее давным-давно продать.

— Ладно, посмотрим, — нехотя кивнул он.

— Почему «посмотрим», если это самое логичное, что следует сделать, особенно сейчас? От нашего капитала, Люк, останется, если ты умеешь считать, конечно, больше, чем та сумма, которую когда-то тебе занял папа! Но наше поместье придется продать, ты хоть в этом-то отдаешь себе отчет?!

«Все-таки не удержалась, напомнила мне в очередной раз про этот клятый заем!» — Леонид молча сжал зубы.

— На сей раз плохо считала ты, дорогая, — сухо произнес он, — моих акций в нашем деле всего половина… Та самая, которую и предстоит делить… Остальное, если ты не забыла, принадлежит тебе и твоему отцу!

— У папы всего десять процентов. Ты прав, у меня больше, и делиться с твоими друзьями я не собираюсь… А вот ты — ты действительно останешься почти ни с чем!..

В глазах Джины мелькнул нехороший огонек, заставивший Славского замереть на мгновение в своем мельтешении по супружеской спальне: такого взгляда у своей жены он до сегодняшнего дня не видел ни разу… Возможно, плохо смотрел?

— Так что, — продолжила она, — продажа московской квартиры мелочь, но необходима прежде всего тебе самому!

— Посмотрим… В любом случае формально сделать это не так просто, как ты думаешь, — пробормотал Леонид. — Квартира принадлежит отцу, а вовсе не мне. По российским законам…