Книга Очерки по истории русской археологии - Александр Александрович Формозов

нужными в настоящем веке», что публика теперь хочет «видеть живого воскресения древнего мира, со всеми доказательствами последних результатов учености»[266]. По словам Иванова, вернувшись в Россию после длительного отсутствия, он убедился, что требования публики ушли вперед именно в этом отношении.

Сейчас каждый художник, берущийся за исторический сюжет, считает своим долгом ознакомиться с бытом интересующей его эпохи. Ознакомиться с ним стало, конечно, гораздо легче, чем во времена Ф. Толстого и А. Иванова. За 100 лет археологи добыли и систематически описали колоссальный материал, и им пользуются не только художники, но и деятели театра и кино. Так, уже упоминавшийся нами археолог В. И. Сизов консультировал многие спектакли Большого и Малого театра, знаток Эгейского мира Б. Л. Богаевский помогал Мейерхольду при постановке «Электры»[267], а А. В. Арциховский был консультантом кинофильма Эйзенштейна «Александр Невский». Однако вряд ли надо доказывать, что задачи археологии состоят не в этой помощи деятелям искусства.

Наконец, последнее направление археологии — историческое. Это всеобъемлющее направление, которое объединяет сейчас отдельные разделы нашей науки. То, что древности — важный исторический источник, понимал еще Татищев. Ходаковский впервые попытался показать это широко. Во второй половине XIX в. уже многие ведущие археологи России строят свои работы как исторические исследования. Выше уже говорилось, что Уваров придал историческую направленность первобытной археологии.

Иван Егорович Забелин (1820—1908), исследовавший ряд интереснейших скифских и античных памятников (Чертомлыцкий курган, Большая Близница на Тамани, раскопки Ольвии), был в основном историком. В книге «История русской жизни» он много страниц посвятил скифской эпохе, привлекая материалы своих раскопок наравне с письменными источниками[268].

Дмитрий Яковлевич Самоквасов (1843—1911) в своей классификации древностей охватил все археологические памятники — от палеолитических стоянок до позднесредневековых курганов. Античные памятники нашли место в той же классификации[269]. Ряд исследований Самоквасова, в особенности «Северянская земля по городищам и могилам», показывает, как этот ученый последовательно направлял свои раскопки на решение исторических проблем. Он определил территорию северян по археологическим памятникам и впервые в нашей литературе исследовал городища как остатки поселений. Самоквасов развенчал еще державшуюся в его времена теорию Ходаковского о культовом назначении городищ и подошел к разработке проблемы древнерусского города[270].

Открыватель трипольской культуры и культуры полей погребений Викентий Вячеславович Хвойка (1850—1914) в книге «Древние обитатели Среднего Приднепровья» дал очерк истории Приднепровья от эпохи палеолита до времени Киевской Руси, основанный целиком на материалах раскопок[271].

Александр Андреевич Спицын (1858—1931), внесший колоссальный вклад в русскую археологию, был историком по образованию. Подводя итоги своих работ, он писал: «Если бы я не ушел в провинцию... из меня вышел бы не археолог, а историк по моей особой склонности к этой науке»[272]. Но и став археологом, Спицын не перестал быть историком. Такие его труды, как «Расселение древнерусских племен по археологическим данным»[273], могут служить образцом археологического исследования, посвященного исторической теме. Анализ огромного археологического материала здесь неразрывно связан с анализом данных письменных источников. Спицыну принадлежит и ряд чисто исторических работ.

Историзм характерен и для лучших археологических исследований Василия Алексеевича Городцова (1860— 1945). Назовем, в частности, его статьи по бронзовому веку Европейской России. После работ Городцова было получено представление не только о разных типах памятников эпохи бронзы в степях и в лесной зоне, но и о сложной этнической истории бронзового века. Городцов проследил проникновение в лесную полосу, в область пережиточно-неолитических стоянок, новых племен — культур фатьяновской и катакомбной, — и показал смену племен в степной полосе Украины[274]. Такой исторический подход к эпохе бронзы был прямым развитием взглядов Уварова, изложенных в его программной речи на III археологическом съезде.

Так в трудах ведущих русских археологов конца XIX — начала XX в. археологические памятники были поставлены на службу истории. Советские археологи, неизменно подчеркивающие исторический характер своей работы, могут во многом опираться на труды своих предшественников.

Ко времени Октябрьской революции существовали уже все четыре основных раздела археологии. Но они развивались неравномерно. В Русском археологическом обществе были отделения классическое, восточное и славяно-русское, но отделения первобытной археологии не было. Правда, в «Записках отделения русской и славянской археологии» печатались статьи по неолиту и бронзовому веку, но исследования палеолита были в явном загоне. В сущности, после первых успехов на рубеже 1870—1880-х годов, после раскопок Мережковского и Полякова, в изучении палеолита России настал период упадка, несомненно связанный с наступлением реакции на науку. Показательно, что раскопки палеолитических стоянок в Крыму были прекращены в 1881 г., т. е. в год убийства Александра II и начала победоносцевской реакции. Прерванные на втором полевом сезоне работы Мережковского в XX в. были настолько забыты, что в литературе появилось даже утверждение немецкого археолога Р. Шмидта об отсутствии палеолита в Крыму[275].

В советское время в изучении каменного века произошел решительный перелом[276]. Уже в 1920-х годах было возобновлено исследование палеолитических стоянок, и вскоре молодая советская наука добилась выдающихся успехов. Г. А. Бонч-Осмоловский не только подтвердил существование палеолита в Крыму, но и обнаружил здесь в гроте Киик-Коба богатую раннепалеолитическую стоянку с погребением неандертальца. На Верхнем Дону раскопки С. Н. Замятнина и П. П. Ефименко привели к открытию верхнепалеолитических жилищ и интереснейших памятников искусства. Так первые советские работы по палеолиту непосредственно продолжили исследования Мережковского и Полякова. В последующие годы изучены сотни новых стоянок всех этапов палеолита, начиная с шелля, открыты многослойные поселения, позволяющие проследить последовательность развития палеолитической культуры, найдено несколько палеолитических погребений. Исследования палеолита охватили всю территорию страны, включая Сибирь и Среднюю Азию.

Но еще более важным, чем эти полевые открытия, явилось сложение в СССР нового исторического направления исследований палеолита. Основной задачей раскопок стал не сбор кремневых орудий, а восстановление картины жизни древнего поселения. Советские археологи исследовали историю хозяйства палеолитической эпохи, этапы заселения территории СССР в каменном веке, взаимоотношения отдельных своеобразных групп памятников.

Биологическое направление изучения каменного века, еще существовавшее у нас в 20-е годы, на фоне успехов исторического направления, постепенно сошло на нет. И это понятно. В работах Б. С. Жукова — главы археологической школы Музея антропологии МГУ, можно увидеть вырождение биологического направления археологии. Археологические категории вещей приравниваются Жуковым к биологическим видам, и все исследование памятников сводится к прослеживанию «мутаций», «гибридизаций» и «расщеплений комплекса»[277]. Исследования, механически переносившие биологические закономерности на историю человеческого общества, орудий труда и культуры, оказались несостоятельными при сравнении с работами исторической школы. В трудах П. П. Ефименко и его учеников палеолитический материал