Книга Русская община и коммунизм - Жак Каммат

отрицать утверждение о том, что пролетариат интегрирован в общество и оставил свою миссию (как уже говорил Троцкий в 1939-м в «СССР и войне»). Некоторые интерпретировали этот феномен объяснениями о том, что капитализм изменился, став государственным или бюрократическим капитализмом, но пролетариат остаётся неизменным и сохраняет свою миссию – отсюда плагиат «Манифеста коммунистической партии» группой «Социализм или варварство». Мы не протестуем ни против сочинения нового манифеста, ни даже против копирования образца 1848-го, ради неприкосновенности классических текстов, но хотим прояснить ограниченность самой идеи. В этой перспективе следует отметить Ситуационистский Интернационал, появившийся несколько лет спустя и действовавший в той же манере. (По контрасту, Potere Operaio и Lotta Continua предлагают нео-ленинизм.)

Были и люди29, которые осознали поражение пролетариата в 1945-м, вывели из этого бессодержательность миссии пролетариата и пришли к отрицанию теории Маркса. Они заявляли (и тысячи разных теорий в этом духе возникли потом) что пролетариат исчез из высокоразвитых индустриализированных регионов и теперь маргинальные группы или даже крестьяне бунтующие в зоне, не задушенной капиталом, должны завершить пролетарский проект, возрождая революционную динамику.

Бордига также полностью осознал поражение пролетариата и оргиастическое развитие капитала после 1945-го. Вот почему он написал «Мы уже много раз говорили, что манифест является апологией буржуазии, и сегодня, после Второй Мировой войны, и пожирания российской революции, мы должны добавить, что надо написать новый» («Марксизм заик», 1952 г.) Развитие мирового капитала на мировом уровне, по его мысли, должно численно увеличить пролетариат и кризис, причинённый экстраординарным бумом подтолкнёт к действиям пролетариат, особенно в Германии. Эту страну считали центром будущей революции.

Различные экономические спады, а также контрудары антиколониальных революций не привели ни к какому возобновлению революционного брожения в Западной Европе и США Пассивность пролетариата казалась ещё более перманентной в начале 60-х. Теория и практика таких групп как немецкие SDS, схожие группы в США, Дзенгакурен в Японии, ставили перед собой цель разбудить революционную силу пролетариата своим примером. Они (особенно элементы в SDS) осознавали значение поражения и считали, что рабочее движение было отброшено на 100 лет назад. Они интуитивно чувствовали начало новой эпохи… Вот почему они исчезли на повстанческой стадии, кульминация которой произошла в Париже и Мехико в 1968-м, иначе они были бы выхолощенными позже. Распад SDS в 1970-м подвергся критике, но это было единственное доказательство ценности их предыдущей деятельности. Они должны были исчезнуть с появлением новой революционной волны. То же произошло с маоистским движением во Франции, которое парадоксальным образом, если не считать нескольких мелких изолированных групп, лучше всего выразили собой спонтанное движение, родившееся из Майского кризиса. Катастрофическая жизнь маоистских организаций стала наилучшим доказательством надвигающегося процесса. Они увязли в идеологии, которую они извлекли из китайской культурной революции, пытаясь применить её к революционным потрясениям Мая и после. Но содержание каждый раз оказывалось сильнее оболочки и взрывало её. Желание быть с бунтующими массами всё больше приводило их к смене позиций (в той мере, в какой социальная борьба переходила от одной группы к другой) и к присоединению к множеству требований, которым они изначально противостояли или игнорировали – к борьбе против профсоюзов, рассматриваемых как фундаментальные организации в деле навязывания капиталистического ига, за освобождение женщин, за сексуальную революцию и т.д… Иными словами, их политическая фразеология начала шелушиться и спала столкнувшись с общими потребностями; им пришлось признать, что революция – это не просто политический вопрос, но подразумевает тотальную перемену способа производства и жизни, а захват власти это лишь момент революции, причём сведение всего к этому моменту означает просто неудачу в осознании всех измерений человеческого бунта, всех измерений революции.

После потрясений Мая, которым предшествовали крупные движения, развившиеся в областях с различными историческими ситуациями, в Китае и на Западе, и за которыми последовала широкомасштабная борьба в Италии, первые дикие стачки в Германии, забастовки в Кируне, бунты в Польше в конце 1970-го, крупное восстание в Цейлоне в 1971-м, пролетариат оказался запутанным в своих группах, как в дебрях старого рабочего движения (группирующих сотни тысяч рабочих, как ФКП, или по несколько сотен). Они организуют прошлое, чтобы продолжать его и помешать любому реальному движению борьбы, что не мешает некоторым из них, как ФКП и СП во Франции, менять свою программу для соответствия поднимающейся революционной борьбе.

Когда эти люди работали над пробуждением пролетариата от летаргии, выходили на демонстрации и боролись в течение нескольких прошлых лет, были ли они просто игрушками в руках иллюзий, или просто боролись за то, чтобы захоронить революцию как можно надёжнее? Скажем, что отныне они похоронили это прошлое, что они ликвидировали иллюзии в исчезнувшем мире.

Пролетариату было нанесено крупное поражение в 1945-м, но его нельзя было преодолеть, предлагая действия, соответствующие задачам пролетариата в данный период, но не имеющие отношения к настоящей ситуации. Поражение 1945-го означало для пролетариата невозможность подменить или заменить собой капитал на славянских и прочих территориях, что стало очевидным после 1945-го, и не дать капиталу реализовать своё реальное господство на социальном уровне, в первую очередь непосредственно на Западе, затем на всей планете (до такой степени, что он становится высшей формой, доминирующей над другими). Мы говорили, что капитал может достичь этого, реализуя господство непосредственного бытия пролетариата – производительного труда.

Это подразумевает полный разрыв со всем, чем была теория и практика рабочего движения до 1945-го и, при том, что с 1923-го по 1945-й происходило лишь повторение событий периода между 1917-м и 1923-м, мы можем модифицировать наше предложение и сказать, что мы должны порвать с теорией и практикой рабочего движения до 1923-го.

Это, однако, не означает предложения выстраивать новое движение, отталкиваясь от остатков различных элементов старого пролетарского движения. Это ни в коем случае не означает ни написания нового манифеста, новой программы и т.д., ни возвращения к Марксу путём копирования его позиций, считая их более революционными. Возвращение к чему-то часто является бегством от чего-то ещё, от современной реальности. Фактически, оно состоит в осознанном отказе от отдельных частей работы Маркса, опускаемых потому что они были реализованы.

Работа Маркса, в общем, очерчивает три великих периода человечества с подотчётными разрывами между ними: переход от феодализма к капиталистическому способу производства, развитие этого способа производства и становление коммунизма. Эта работа также имеет отношение и к иным моментам в истории человеческого рода (до-капиталистические формации), но наиболее полно Маркс описывает период формального господства капитала. В «Манифесте», «Гражданской войне во Франции», в четырёх томах «Капитала» и в «Критике Готской программы» присутствует революционный реформизм Маркса, принимавшего во внимание возможности общества