Книга Фритьоф Нансен: Миссия в России - Татьяна Юрьевна Бондаренко

% оплаты. Средний заработок чернорабочего при 10-часовом рабочем дне составлял 20 руб. 25 коп. Оплата труда производилась также продуктами — хлебом, пшеном, маслом, солью. За день неявки на работу без уважительной причины с работника удерживался дневной заработок в двойном размере. Эта сумма передавалась на культурно-просветительные нужды местному рабочему комитету. Управляющий получал зарплату из Женевы, из главного офиса Миссии Нансена [1].

Таблица 6 — Штат сотрудников станции Нансена в селе Росташи37

Максимальное число рабочих пришлось на 1925 г. — к этому времени утряслись бюрократические проволочки, связанные с обустройством станции и доставкой техники, началась активная сельскохозяйственная деятельность; кроме того, была сделана попытка реализовать показательную миссию предприятия и привлечь к работе максимально возможное количество местного населения. Последующее уменьшение числа работников объясняется нарастающими долгами станции и отсутствием возможности платить заработную плату большому количеству людей.

Экономические проблемы стали проявляться у станции вскоре после начала ее работы. Уже в октябре 1923 г. Седергрен писал в Женеву, что станция находится в критическом материальном положении, которое ухудшится, если она не сможет получить дополнительный капитал или продать часть тракторов «Рено» и «Мункель» [7]. Во второй половине 1923-го — 1924 г. недостаток оборотных средств в хозяйстве принял хронический характер. Бюджет на 1924 г. был сведен с дефицитом более 3,5 тыс. руб. В январе 1924 г. станции дополнительно было выделено из средств Миссии 30 тыс. руб.38. Расходы были обусловлены различными причинами, главной из которых являлась невыгодность использования иностранных тракторов с керосиново-нефтяными двигателями. Первые тракторы системы «Мункель», привезенные иностранцами в Росташи, начали пахать землю еще 5 сентября, до полной официальной передачи совхоза в концессию. Они работали очень плохо из-за низкого качества нефти. Седергрену пришлось «усовершенствовать» конструкцию тракторов, изменив подшипники, чтобы приспособить их к работе на некачественном топливе. Трактористы, приехавшие из Москвы, не оправдали надежд, поэтому Седергрену пришлось лично участвовать в переделке тракторов, в итоге все машины вышли в поле лишь 17 сентября. Первое время в Ар-кадаке невозможно было получить необходимую для тракторов нефть, ее приходилось возить на машине из Саратова и Балашова, что отнимало много времени и средств. Обработка земли ими обходилась дорого, в 10-12 руб./га, в связи с чем руководству станции приходилось обращаться за трудовой помощью к крестьянским артелям. В среднем на один месяц для всех машин, находящихся в хозяйстве, требовалось 64 ц бензина, 64 ц керосина и 8 ц машинного масла. Топлива не хватало, поэтому в качестве тягловой силы для тракторов использовали лошадей, которых закупали дополнительно [1]. Тракторы «Мункель» после переделки двигателей для работы на керосине, пусть и с дополнительными затратами, все же выходили в поле. А вот машины марки «Рено» на бензиновых двигателях были вовсе неэкономичны. Губерния испытывала сложности с бензином, поэтому долгое время они простаивали в гараже. Обслуживание тракторов также оказалось затратным: потребовалось дополнительное оборудование для слесарных и токарных мастерских, чтобы организовать ремонтную базу. Потому Седергрен хотел избавиться от техники как можно быстрее, продав военному комиссариату или переделав на керосиновые двигатели. Учитывая трудность покупки бензина, Наркомат земледелия поставил условие, чтобы тракторы системы «Рено» не продавались в личные крестьянские хозяйства, а в выборе покупателей руководство станции советовалось с Саратовским губернским земельным управлением. Ввиду низкой покупательной способности населения Саратовской губернии местные власти предложили продавать иностранные тракторы в «общефедеративном масштабе». К декабрю 1924 г. было продано только три трактора: два системы «Мункель» (один в артель волостному исполнительному комитету, другой — Родниковскому сельскохозяйственному машинному тракторному хозяйству) и один системы «Рено», как и хотел Седергрен, военному ведомству39.

К тому же вскоре после поступления в Роста-ши техники концессионеров обворовали: ночью из гаража украли два магнето (магнитоэлектрическая машина, преобразующая механическую энергию в электрическую, может использоваться в качестве двигателя), не помог даже ночной сторож [1].

Субъективными причинами, увеличивавшими затраты хозяйства, было нарушение советскими властями условий договора с Нансеном. Железная дорога отказывала в 50-процентной скидке на провоз имущества станции. Из-за этого тракторы три месяца прождали отправки в Ревеле. При отправке тракторов оттуда 13 августа 1923 г. Седергрен еще не знал, где именно будет станция, поэтому было решено отправить технику сначала в Москву, а оттуда, после получения информации, к месту открытия станции. Доставка тракторов из Ревеля в Аркадак обошлась в 450 фунтов, при этом железнодорожные власти Москвы отказали в скидке, мотивируя тем, что техника была сначала доставлена в Москву, а не напрямую в Аркадак. За один выходной день, пока тракторы находились в Москве, железнодорожный тариф на перевозку вырос на 25 %. Седергрен посетил Управление железной дороги и просил установить для провоза техники Миссии минимальный тариф, но просьбу его не удовлетворили. Для решения этого вопроса потребовалось созвать тарифную комиссию, которая принимала решение в течение двух недель. С большим трудом начальнику станции удалось получить скидку, на которую он имел право [I]. Из-за проволочек на железной дороге тракторы доставили в Росташи с опозданием, когда уже было поздно начинать вспашку озимых полей, поэтому станции дали 100 га уже вспаханной земли. Однако семена, выдаваемые Наркоматом земледелия, были уже распределены, поэтому Седергрену пришлось закупать их за свой счет.

В конце августа 1924 г. управляющего заставили страховать имущество станции. При этом местный страховой агент повысил первоначальную страховую оценку, сделанную передаточной комиссией губернского земельного управления, на 42 %. В ответ на возмущение Седергрена в Наркомате земледелия заключили: «Вопрос о том, имеет ли право агент госстраха не считаться с прежними оценками имущества, разрешается в утвердительном смысле», ссылаясь на то, что Госстрах принимает имущество на страхование по «своей специальной оценке». За начальником станции оставили право обжалования указанной суммы.

Земельные угодья были предоставлены концессии безвозмездно, однако саратовские чиновники пытались взимать за них арендную плату. В ноябре 1924 г. начальник станции получил окладной лист единого сельскохозяйственного налога на 1924-1925 гг. на сумму 929 руб. Седергрен же считал, что, поскольку станция стремится к развитию местного сельского хозяйства, а не к «собственным узкоматериальным интересам», она не должна подвергаться налогообложению, и просил губернское земельное управление освободить станцию от его уплаты, но положительного ответа не получил.

Удаленность некоторых полей от станции осложняла их обработку. Тормозили работу бюрократические проволочки и бумажная волокита, начавшиеся уже в первый год создания станции. Седергрен вел постоянную переписку с местным и центральным земельным управлением, улаживая различные вопросы, ездил в Саратов и Балашов, отрываясь от непосредственной работы на станции. Он жаловался в Наркомат земледелия, что местные власти