Книга Стена - Джефф Лонг

Хотя ночевки у стен Эль-Кэпа не всегда были незаконными.

Казалось бы, только вчера Хью, Льюис и многие другие, как пираты или разбойники с большой дороги, захватили подножия Эль-Кэпа. Льюис дал им наименование «феллахи», что означало «люди, поселившиеся на руинах цивилизации». Слово было позаимствовано из шпенглеровского «Заката Европы», излюбленной книги философствующих молокососов, каковыми все они тогда и являлись.

Хью тогда возражал: «Ты называешь все это руинами цивилизации? Какой цивилизации? Какие руины? Это Долина, а не какой-то протухший город».

«И это ты называешь жизнью?» — яростно орал Льюис, подразумевая, что он, несомненно, прав и спорить с ним совершенно бессмысленно.

В светлое время суток они штурмовали никем еще не пройденные стены. По ночам они отдыхали, но и в это время проигрывали, шаг за шагом, минута за минутой, все, что сделали и что предстояло сделать, в своих мыслях.

Запасшись распродаваемыми по дешевке просроченными армейскими сухими пайками, салями и целыми головками висконсинского чеддера, они разводили по ночам небольшие костры, развешивали кое-как постиранную одежду на ветках деревьев, играли на плохоньких гитарах и с завистью прислушивались к доносившимся из ближних кустов звукам, сопровождавшим совокупление немногочисленных пар, присутствовавших среди них. Это была своеобразная академия, больше всего соответствовавшая тому, что Джон Муир когда-то назвал «университетом дикой природы». Они читали и обсуждали все, от Витгенштейна, «Дельта-блюза» и «Бомбы» до «Тибетской Книги мертвых» и портретов голеньких красоток с вклеек «Плейбоя». Когда пиво и дешевое вино заканчивались, они прекрасно обходились речной водой из Мерседа. Пока альпинисты сидели по своим излюбленным пещерам и норам, рейнджеры обращали на них мало внимания.

Теперь, облокотившись на камни, с набитыми желудками, Хью и Льюис сошлись на том, что день сегодня был очень хорош. Ни один ни другой не упоминали о коротком споре, случившемся наверху. Льюис не мог отрешиться от впечатления, произведенного на него соколом, прикончившим свою добычу. Этот случай буквально омолодил его и погрузил в благоговейный восторг. Сам Льюис назвал событие жертвоприношением богам.

— Значит, теперь мы еще и боги? — не удержавшись от иронии, спросил Хью.

— Ты отлично понимаешь, что я имею в виду. Древних. Аватар и дэвов. Мировую душу. Космические течения. Или я еще и должен подыскать всему этому имя? Хью, нам было назначено судьбой оказаться там. Причем в единственную определенную минуту. Это ни в коем случае не было совпадением. Мы были обязаны увидеть то, что увидели. Неужели ты этого не чувствуешь? Прямо перед нашими глазами свершилось кровавое жертвоприношение. Что еще может ждать нас там? Я не знаю. Но мы должны узнать. Мы должны забраться туда так высоко, как только сможем.

Вновь вернулся Льюис былых времен, молниеносный, неудержимый, несравненный Льюис, обладатель пламенного духа. Он выпускал слова, как пулеметные очереди, предназначенные не для того, чтобы уничтожить, а лишь поранить, проникнуть в суть момента и ухватить его значение, прежде чем оно улетучится.

Хью хорошо помнил их паломнические поездки в Сан-Франциско в поисках битников, героев Льюиса, его «подполья», хипстеров — не хиппи, которые были только подражателями. Льюис отказывался признать, что он опоздал на десять лет, что битники сделались рокерами или попросту вымерли. Он был уверен, что они все еще должны существовать где-то в этом городе. Но от битников в конце шестидесятых оставались только «Городские огни», книжная лавка, в которой Ферлингетти[20]арестовали, когда он выставил на продажу свои «Завывания».

Пока Энни и Рэйчел пытались продать или обменять собранные в Йосемите дикие цветы, чтобы раздобыть «травки» или такой безобидной вещи, как марокканская краска для век, Хью, следом за Льюисом, бродил среди стеллажей. Именно там Хью купил записную книжку в кожаном переплете, которая стала его библией. А Льюис больше всего на свете желал отыскать одну определенную книгу, которая, как он был уверен, непременно приведет его к просветлению: седьмой выпуск альманаха «Черная гора», где публиковались Уильям Бэрроуз, Роберт Крили, Джек Керуак, Гэри Снайдер и многие другие. Шли годы, а книга никак не попадалась. В конце концов он нашел решение: завести свой собственный книжный магазин. «Рано или поздно она у меня окажется».

Во время обратной дороги из Фриско в синем «фольксвагене-жуке» Хью все четверо, донельзя усталые и счастливые, делились своими впечатлениями и хвастались покупками, от папиросной бумаги «зигзаг» доаюрведических пряностей и последних новостей из Вьетнама. Кто-то обязательно добывал какую-нибудь редкость вроде планшеток для спиритических сеансов, китайской «Книги перемен» или «Камасутры».

Хью откинул голову назад и уперся затылком в скалу. Перед ним возникло лицо Энни, молодое лицо, в которое он когда-то влюбился, а не ошпаренная горячими песками красноглазая маска, являвшаяся ему в кошмарах. Какой же красивой она была! Временами ему не хватало ее прямо до физической боли. Этой ночью ему было просто больно, болели каждый мускул и каждый сустав. Он прогнал видение жены.

— Давай-ка спать, Льюис, — сказал он.

Завтра утром они оставят этот мир и перейдут в другой. Всю следующую неделю они будут устраиваться как придется, когда на карнизах, а когда и в гамаках над пропастью. Оказавшись наверху, они будут шататься, как пьяные, так как временно лишатся чувства равновесия. И после восхождения они еще долго будут просыпаться среди ночи — в их телах сохранится привычка к повышенной осторожности. Но в эту последнюю ночь перед выходом на стену у них еще оставалась возможность отойти в сторону, спокойно помочиться, как это делают все нормальные люди, и снова почувствовать под спинами твердую землю.

Но Льюису еще не хотелось спать. Смерть ласточки изрядно взбудоражила его. Он зачем-то пересказал кантовский парадокс о голубе, в котором птица решает, что без воздуха, оказывающего сопротивление крыльям, ей будет гораздо легче летать, и в конце концов падает в пустом пространстве и разбивается. Льюис имел для этой притчи универсальное применение, придавая ей самые разные значения в зависимости от своего настроения и цели. Нынче вечером голубь служил лишь средством подвести итог дня. Природа была устрашающе величественной. Троянки подлетели слишком близко к солнцу. Завтра наступала очередь его и Хью.

— Аминь, — пробормотал Хью, и сон унес его прочь.

Проснувшись, он никак не мог понять, что же внезапно вырвало его из глубокого сна. Он лежал неподвижно, ожидая, что случится дальше.

В узком просвете между стеной и лесом сияли звезды. Ни храпа, ни дыхания Льюиса не было слышно. В лесу было тихо. Хью уже собрался закрыть глаза, когда увидел тень, скользнувшую среди верхних ветвей.

До полнолуния оставалось еще несколько ночей, и, следовательно, тени в лунном свете были малозаметны. Впрочем, света хватило для того, чтобы заметить предмет, скользивший от одного дерева к другому. Этот предмет, вернее, это существо двигалось, оставаясь выше его. Вот оно застыло, то ли отдыхая, то ли принюхиваясь. Хью неподвижно замер в спальном мешке. Он пытался прикинуть истинный размер этого существа и понять, имело ли оно крылья.