Книга Когда-то, давным-давно… - Алан Александр Милн

сейчас еще только июль, о чем она и сообщила Удо.

— Не обязательно гвоздики, — предупредил Удо.

— Не хотелось бы спорить с тем, кто, простите меня, обладает таким особым знанием предмета, но, мне кажется, сейчас в моем саду нет ничего, что могло бы порадовать кролика.

— Ну и пусть не радует, — героически ответствовал Удо. — Я готов рискнуть!

Это было уже серьезнее. Ее милый сад, где она слагает стихи, обращенный в руны — нет, в руины — происками врага… Сама мысль об этом была невыносимой.

— Вы не кролик, — поспешно заговорила графиня. — Не настоящий кролик, потому что… потому что не умеете как следует шевелить носом.

— Умею, — заявил Удо. — Просто не хочу.

— О, покажите, пожалуйста! — Бельвейн всплеснула руками в радостном нетерпении.

Не для того он пришел в этот сад, и, несомненно, шевеление носом не могло не нанести ущерба чести царствующей фамилии Арабии. Но, что поделаешь, эта ужасная женщина могла кого угодно заставить плясать под свою дудку.

— Вот так, — сказал Удо.

Графиня окинула его критическим взглядом.

— Нет. Совсем неправильно.

— Естественно, я сейчас немного не в форме.

— Мне очень жаль, — заметила Бельвейн, — но боюсь, что дело не в форме.

Удо уже давно подумывал о том, что разговор как-то не клеится, во всяком случае, он рассчитывал на другое. Необходимо перехватить инициативу.

— Довольно, графиня, — проговорил он очень грозно. — Я слышал ваше признание. Это вы меня заколдовали.

— Конечно, я. Очень вы мне были тут нужны — вмешиваться в мои планы!

— Планы ограбления принцессы!

Бельвейн чувствовала, что бесполезно пытаться объяснять Удо принципы помощи бедным. (Куда деваться от ограниченных людей вроде Удо или Роджера Кривонога? Спорить с такими — только попусту тратить время.)

— Мои планы, — повторила она.

— Очень хорошо. Я прямо сейчас иду к принцессе, и она публично сорвет с вас маску.

Лицо Бельвейн озарилось лучезарной улыбкой — не часто выпадает такой случай.

— А кто, — спросила она самым сладким голосом, — сорвет маску с вас, чтобы люди смогли увидеть настоящего принца Удо?

— Что вы имеете в виду? — удивился Удо, хотя уже начинал догадываться.

— Эта благородная внешность, которой по праву так гордится Арабия, где она? Кто откроет ее народу? Представьте себе, что бы они все подумали, если бы увидели вас в этот момент!

Теперь до Удо наконец дошло. Гиацинта поняла это гораздо раньше.

— Вы имеете в виду, что если Ее Высочество будет выполнять ваши указания, то вы вернете мне прежний облик, а если нет, то…

Бельвейн с сожалением вздохнула. Как часто заурядные люди превратно толкуют побуждения выдающейся личности! Она не сомневалась, что будущие историки представят все именно в таком свете. (В отношении Роджера она оказалась совершенно права.)

Осознав всю безвыходность положения, Удо не выдержал и, презрев галантность, гигантским прыжком бросился на графиню. Она грациозно скользнула за солнечные часы, изобразив очаровательный испуг… Но уже в следующий момент Удо решил, что, пожалуй, не стоит выяснять отношения с дамой такими грубыми методами. Прийти к этому решению ему в значительной степени помогло то обстоятельство, что хвост застрял.

Бельвейн в мгновение ока оказалась рядом.

— Тихо, тихо… Ничего страшного. Я помогу Вашему Высочеству. — И, высвобождая хвост, она назидательно заметила: — Из всего следует извлекать маленькие уроки. Подумайте, вот если бы вы были кроликом, ведь ничего подобного не случилось бы.

— Нет, я даже не кролик, — отвечал Удо с грустью. — Я просто ничто…

Бельвейн присела в глубоком реверансе.

— Вы — Его Высочество наследный принц Арабии Удо. Солома для Вашего Королевского Высочества готова. Когда Вашему Высочеству будет угодно удалиться на отдых? (Пожалуй, это было слишком жестоко с ее стороны. Я не стал бы приписывать графине такие высказывания, но Роджер настаивает.)

— Сейчас же, — ответил Удо и печально поскакал прочь. Это был самый достойный момент во всем его пребывании в Евралии.

По дороге он встретил Виггз и мрачно сказал ей:

— Виггз, если ты можешь хоть чем-нибудь досадить графине, я очень хотел бы, чтобы ты это сделала. — После чего он заперся у себя в комнате.

В подробности туалета Его Высочества нам с вами, пожалуй, лучше не вдаваться.

Если бы я писал простую хронику тех давних событий, мне следовало бы рассказывать о них совсем по-другому: «Вот вам факты, господа. Такой-то и такой-то сделал то-то и то-то, и это уж ваше дело его судить». Признаюсь, это выше моих сил — я не могу оставаться беспристрастным свидетелем, я люблю всех своих героев и очень хочу, чтобы вы их тоже полюбили. Поэтому может показаться, что я кого-то «выгораживаю». Но по крайней мере один из персонажей нисколько не нуждается в моей защите. Относительно него двух мнений быть не может.

Конечно, я говорю о Виггз. Мы совершенно согласны с Гиацинтой: Виггз была лучшей девочкой в Евралии. Поэтому вы будете поражены (как был поражен я, притащив домой и прочитав семнадцатый том Роджера), что иногда Виггз могла быть такой же плохой, как любой из нас. Я имею в виду — по-настоящему плохо себя вести. Порвать передник или читать книги, с которых надо вытирать пыль, — это пустяки, это может случиться с кем угодно. Проступок Виггз был гораздо страшнее.

Представьте себе, она приняла бесчестное предложение принца Удо и три дня спустя, поставив под угрозу безопасность государства и на радость врагам короля, основательно потрудилась над постелью графини, тщательно и крепко связав крест-накрест нижние концы пододеяльника и простыни. Получилось поистине великолепное сооружение — сам Архимед не смог бы его усовершенствовать, а Ньютон просто кусал бы себе локти от зависти. Виггз потратила на это все утро, и результат (хотя его нельзя было наблюдать собственными глазами, что является серьезным недостатком подобного способа сводить счеты с врагами) превзошел все ожидания. Промучившись с полчаса, графиня провела ночь в садовом гамаке, сочиняя полную горечи «Оду к Меланхолии».

Конечно, на следующий день Виггз здорово влетело — о том, чего графиня не знала, она вполне могла догадаться. Рассерженная Виггз, настроившись быть плохой хоть целую неделю, решила, что теперь снова ее очередь. Что бы такое придумать?

Внезапно ее осенило вдохновение: она была по-настоящему