Книга Дезертирство в Красной армии в годы Гражданской войны (по материалам Северо-Запада России) - Константин Викторович Левшин

эффект из-за расформирования комдезертир, это тем не менее произвело «…положительное впечатление на население, нравственно уставшее от чрезвычайных мер». Это было своеобразным сигналом. Да, важность и нужность комдезертир была в целом признана, но уже тогда много говорилось о том, что, ведя охоту на уклонистов и дезертиров, большинство из которых совершили данное преступление случайно или «в силу тяжелых семейных и бытовых условий», комиссии «пугали» их, и те «погружались все глубже и глубже в пучину»[399]. Таким образом искусственно создавались все новые армии врагов советской власти.

Постановлением Совета труда и обороны от 22 июня 1921 г. комдезертир всех уровней были расформированы, а личный состав вместе с канцелярией и всем имуществом передавался в распоряжение местных органов Народного комиссариата труда[400]. Еще в феврале 1921 г. приказом РВСР № 385 в ведение того же комиссариата были приданы «…части центральной и местной комдезертир, которые не использовались военным ведомством для борьбы с дезертирством»[401]. Постановлением Главкомтруда при Совете труда и тбороны РСФСР от 2 июня 1920 г. «О деятельности дезертиркомиссии по борьбе с труддезертирством» одной из непосредственных задач «военных» комдезертир стало обнаружение дезертиров труда. Активно к этой работе исследуемые комиссии стали привлекаться с конца 1920 г. По извещениям с предприятий они приступали к розыску не явившихся на работу, при облавах и поверках документов об отношении к воинской повинности параллельно вели выявление труддезертиров[402]. За период с 16 декабря 1920 г. по 16 апреля 1921 г. Петроградская ГКД разыскала и задержала 757 труддезертиров (233 – в уездах губернии, 524 – в Петрограде)[403]. 16 мая 1921 г. из сотрудников ГКД была образована Петроградская губкомтруддезертир, та же процедура во второй половине мая прошла в уездах. Председателем «Цекомтруд» стал экс-член ЦКД М. Лурье[404]. Стиль первых отчетов о работе образованных комиссий, перечень необходимых мер, проблемы их организации очень напоминают аналогичные документы «военных» комдезертир исследуемого региона.

В период радикального изменения системы борьбы с дезертирством, а точнее, реакции на дезертирство, зимой-весной 1921 г., регулярно собирались межведомственные совещания при ЦКД с участием представителей НКЮ, НКВД, ВГШ, Кассационного трибунала ВЦИК. На них и происходило обсуждение реформы всеми включенными в процесс сторонами. На совещании при ЦКД 4 января 1921 г. рассматривался вопрос физической возможности судов принять к рассмотрению дела о дезертирстве и связанные с ним. Прозвучавшая цифра, 70 тыс. дел в месяц, была признана вполне реальной. Тогда же было решено считать анкету, заполнявшуюся на подозреваемых в дезертирстве, «обвинительным материалом, достаточным для завершения следствия, так как в противном случае рассмотрение всей массы дел затянулось бы неимоверно»[405]. В протокол было также внесено постановление о ненужности изменения состава народных судов специально на время рассмотрения дезертирских дел. Декретом СНК от 2 февраля «О борьбе с дезертирством» было признано «своевременным» перейти к исключительно судебному порядку рассмотрения дел о дезертирах, их укрывателях, пособниках, попустителях. Неким знамением для судьбы комдезертир было то, что они в данном основополагающем документе даже не упоминались.

С начала 1921 г. ключевую роль в организации борьбы с дезертирством играл НКЮ. Данное ведомство выпускало разъяснения и инструкции по антидезертирской работе, давало пояснения на запросы, в том числе весьма курьезные. Таков запрос Наркомата социального обеспечения от 21 января 1921 г. о правах трудящихся на социальную помощь, несмотря на судимость, и, в частности, о таковом праве для родни расстрелянного за военное дезертирство. Ответ был однозначен: «…Такой трудящийся как военный лишил свою семью всяких прав на обеспечение в форме карточек „Красной Звезды“ и очевидно не остался в качестве трудового члена трудового государства, так как и тут своим уклонением он оказался дезертиром. Обеспечение семьи такого трудящегося всеми видами социального обеспечения наравне с прочими семьями трудящихся, исполняющими свой долг, было бы своеобразной привилегией и делало бы призрачными все меры борьбы с дезертирством»[406].

В развитии декрета СНК от 2 февраля 1921 г. по соглашению НКЮ и РВСР была выпущена «Инструкция Народным Судам о порядке производства дел о дезертирах, их укрывателях, пособниках и попустителях». Ею, в частности, предполагалось рассмотрение таковых дел вне очереди в течение 48 часов. По стекавшимся в НКЮ сведениям можно сделать вывод, что это правило по большей части не исполнялось. Оправданием, конечно, выступала легко прогнозируемая перегруженность судов. Циркуляром от 7 декабря 1921 г. нарком юстиции Д. И. Курский распорядился сосредоточить (пока в виде опыта) в губернских городах производство дел о перечисленных преступлениях в особых сессиях народных судов или в специально выделенных для этой цели «камерах по дезертирским делам». В их состав должны были войти народный судья «…с определенным опытом в подобных делах» и народные заседатели, выбранные, как указывалось, из «ударного списка»[407]. Д. И. Курский обосновывал необходимость данной меры большим количеством дел, которых только в июле 1921 г. поступило более 15 тыс. Еще одним положительным моментом подобной практики была бы, по его словам, подготовка кадров «…судей-спецов, которые, не будучи перегружены другими обязанностями, имели бы возможность подходить к дезертирским делам с полным вниманием и приобрели бы навык в определении наказания, соответствующего проступку»[408]. Надобность в организации таких специализированных камер имелась в первую очередь в Москве и Петрограде. Как упоминалось выше, в Петрограде с мая 1921 г. уже существовал отдельный суд по делам о дезертирстве.

Дело о дезертирстве в суде возбуждалось военным комиссаром. Он или его заместитель присутствовали на процессе в качестве обвинителей. Они могли знакомиться с материалами дела, а в случае неправильного, с их точки зрения, приговора, подать кассационный протест. Выезд на места Особых сессий народных судов непременно должен был сопровождаться «…достаточными силами, как для поддержания авторитета Суда, так и для агитации при участии ответственных партийных и советских работников»[409]. Работа суда строилась на материале составленной военкоматом анкеты дезертира (укрывателя, попустителя, подстрекателя) или милицейского протокола. Собственно, следствие проводилось лишь в тех случаях, «…когда обстоятельства дела сложны и сомнительны или самое дело имеет крупное общественное значение»[410]. Время расследования было ограничено двухнедельным сроком. Если возникало серьезное подозрение, что дезертир побывал у себя дома, то суд автоматически был обязан привлечь к ответственности за укрывательство «старшего члена семьи», хозяина помещения или ответственных должностных лиц[411]. После отбытия наказания дезертир, если его возраст не был демобилизован, поступал в ведение военного комиссариата, в противном случае – в отдел распределения и учета рабочей силы[412].

Передача дел о дезертирстве в народные суды была осложнена и фактической невозможностью кассации решений, вынесенных в последний период работы комдезертир, но не обжалованных в «старом» порядке до 1 марта 1921 г. Мобилизационное управление