Книга Жрица - Анастасия Верес

рычит и даже произносит «плохо» на языке Богов, лишь отдалено похожее на настоящее слово из-за длинной морды и торчащих клыков.

Мне едва ли есть, что возразить. Руку нужно спасти, а слюна Калы если и не залечит, так обеззаразит. Медленно и аккуратно она принимается зализывать рану то с одной, то с другой стороны. Я же в ответ почесываю ей шею и уши. Вдалеке от хаасового племени и рядом с Калой мне спокойно. Теперь, когда обещание буквально выдавлено из меня и лишает какого-либо выбора, нет смысла впустую мучить себя. Закрываю глаза, подставляя лицо солнцу, чувствую исходящее от земли тепло, легкое движение ветра. В какой-то момент я усаживаюсь удобнее, скрестив ноги перед собой, Кала ложится рядом и обхватывает мою руку лапами. Я знаю, что она уйдет если понадобится девочкам, а пока, Боги ведают — впервые за сколько месяцев Кала остается со мной просто так.

— Я редко тебя зову, — виновато шепчу, наклонившись ближе к ее уху. — Даже говорить стала реже.

Кала согласно ворчит, но не злится. Ее гладкий обезьяний хвост не выражает никаких других эмоций, кроме обеспокоенности. Вдруг она резко подскакивает и, ощерившись, собирается атаковать. Не меня, кого-то сзади. Я оборачиваюсь и вижу за спиной Тумана, уже вооруженного ножом, который когда-то вогнал мне в ладонь, такого же напряженного, готового к борьбе.

Я резко развожу руки в стороны, и Кала нехорошо дергается от этого.

— Тише… — говорю ей, надеясь успокоить. — Тише… Он не опасен. — Но Кала не расслабляется и не меняет позы. — Видишь, хаас не нападает. — Я, не отрывая взгляда от Калы, обращаюсь к Туману: — Подойди, только медленно.

— Что это за язык? — тихо спрашивает он, послушно двигаясь ко мне.

— Тот, который она понимает. — Я раздражена, одно неверное движение, и Кала бросится на нож. — Тронешь ее, хаас, и даже Боги тебя не спасут.

— Вели не нападать, — советует Туман, но я не слушаю доводов разума, если речь идет о моей семье. Единственное, что сдерживает Калу, — мой непрерывный взгляд, стоит отвернуться, и она кинется вперед. Я тянусь чуть в сторону, ближе к Туману, медленно поднимаю перевязанную ладонь и нащупываю его предплечье. Веду пальцами вниз, как бы поглаживаю руку.

— Он не опасен сейчас. — Кала немного меняет положение и непонимающе наклоняет голову. — Смотри. — Я опускаюсь пальцами к ножу и медленно-медленно забираю его, очень надеясь, что хаас не станет сопротивляться. Особенно после моих угроз. Кала следит внимательно за каждым движением, все еще готовая в любой момент сцепиться с волком. Туман отдает нож, быстро разжимая пальцы и освобождая рукоять. И когда оружие оказывается у меня, Кала садится совершенно обескураженная и растерянная.

— Чтоб тебя, хаас, — не позволяя себе разозлиться, восклицаю я, наконец получив возможность посмотреть на него без опаски. — Зачем так подкрадываться? — Нож втыкаю в землю между нами.

— Туман, — произносит он, опускаясь рядом, неторопливо, без резких движений. — Меня зовут Туман.

Кала недружелюбно скалит зубы.

— Твой жуткий зверь не приручен.

— От тебя веет Смертью, она это чувствует и защищает.

— А от тебя она чувствует смерть? — как бы между прочим спрашивает он.

— Ты чуешь на мне чужую кровь? — Обернувшись к Кале, я смотрю на нее и веселюсь. Древние, как плохо могло все закончится пару секунд назад.

Она принюхивается, забавно чихает, фыркает, морщится и трясет лобастой головой. Я улыбаюсь. Поворачиваюсь к хаасу, мол, оцени, Кала для тебя старается. Кровь на моих руках — кровь моих врагов, так она считает. Я натыкаюсь на внимательный, неизменно суровый взгляд и черные глаза, которые после белесых Калы кажутся нутром бездны.

— Чувствует. — Серьезно киваю, но, когда Туман отворачивается, чтобы вытащить нож, снова улыбаюсь. Кала бесцеремонно залезает под руку, забирается на коленки и ползком по мне пробирается ближе к хаасу, толкая огромными лапами и выпирающими боками.

— Кала! — беззлобно возмущаюсь я, потому что едва не падаю от такой наглости. Но она не обращает внимания, устраивается так, чтобы в случае опасности первой кинуться на хааса и защитить меня. Естественно, она не верит ему. Я перекидываю обе руки через ее спину и глажу бок.

— Откуда она приходит? — Туман косится на Калу, тоже опасается внезапного рывка. Так и сидят оба, ожидая друг от друга подвоха.

— Издалека.

— Как?

— Я зову.

— Ответы без ответов, — хмыкает Туман. — Ты в этом хороша.

— Учишься на каждом вопросе.

— Часто задают?

— Твой палач спрашивал пару раз.

Он не отворачивается, не прячет виновато глаза.

— Я ошибся в тебе. Я готов ответить за это. Не надо пытаться играть со мной.

— Какие уж тут игры, хаас, когда ты подкрадываешься ко мне с ножом.

— Я не подкрадывался. Я, собственно, и пришел сказать, что ты можешь меня не бояться.

— А разве я боялась? — Чуть сжав губы, с вызовом смотрю на него, и Туман усмехается. Гладит острое лезвие пальцами, а после прячет в ножны на поясе. — Вы готовы ехать, хаас?

— Хаас — имя моего Бога, — лениво поправляет он, смотря в сторону леса. — Мое — Туман.

— Хаас означает волк. Я буду звать тебя Волк.

— А как мне тебе называть? Жрица?

— Почему нет? Чем плохо?

— Разве ты не таишься?

Я не хочу говорить с ним и, склонившись над Калой, снова начинаю чесать ей бок.

— Лошадь у тебя останется прежняя. Из одежды, Верба сказала, что-нибудь подберет. Сумку тоже. Мы подъедем с рассветом. Будь готова, — сухо заканчивает он и, поднявшись, отчего Кала тоже резко дергается и напрягается, Туман оставляет нас.

— Мне придется уйти с ними, — объясняюсь я, ухватившись за мощную шею Калы. — Если умру, ты единственная сможешь защитить девочек.

Она сидит, уставившись на меня белыми глазами, и непонимающе топорщит уши. Смешная.

— Вся моя нерастраченная нежность досталась тебе… — Я улыбаюсь и целую ее в серый нос, она фыркает и мотает головой. Не любит вспоминать, не любит, когда я вспоминаю. Мы сидим до темна, я чешу ей спину, она лижет мне руку, а потом уходит к девочкам. В дом возвращаться не хочется, так что я отправляюсь в лес, на поляну с земными звездами, чтобы собрать еще светящихся лепестков. Когда откладывать встречу с Вербой становится невозможно, поднимаюсь на крыльцо и отворяю дверь. Я, ожидавшая слез и споров, удивляюсь мирному ужину. Тарелка с похлебкой для меня стоит на столе, чуть дальше — сумки, которые потребуется взять с собой, на стуле висит добротная одежда.

— Спасибо за ужин, — начинает Рутил. — Очень вкусно.

— Правда, что ли? — притворно удивляюсь я, напоминая нам обоим, как искусно он лжет об этом Вербе.

— Все готово, —