Книга Когда говорит кровь - Михаил Беляев

Лестница вновь заскрипела, и из проема показался слегка запыхавшийся Ирло. В левой руке он держал пузатый кувшин, а в правой большой мешок. Следом за ним поднялся Патар — крепкий, широкоплечий паренек, державший в мускулистых руках сразу четыре кувшина. Его длинные немытые волосы были собраны в хвостик, а верхнюю губу покрывал легкий пушок, которому вскоре предстояло стать усами. Вся его одежда была в муке и маслянистых пятнах — он подрабатывал подмастерьем у пекаря и сегодня как раз не смог прийти на площадь из-за неожиданно свалившейся на него работы.

— Привет Патар, — окрикнул его Мицан. — Освободился, наконец?

— Ага, — отозвался он. — Задолбал меня Даория уже в конец. В край просто. День ото дня работы все больше и больше, а что до денег, так вечно какие-нибудь отговорки. Вот сегодня я хренову тучу мешков с мукой перетаскал, а что в награду? Семь лепешек и обещание, что уж в следующее шестдневье он точно со мной расплатиться. В который раз.

— Ну, лепёшки то ты с собой принес, я надеюсь?

— А то, конечно принесли! — потряс мешком Ирло. — Брынзу я тоже захватил. И вина вон смотри сколько, так что ты у меня в должниках теперь будешь.

— Ага. В следующее шестидневье сочтемся.

Они засмеялись. Мицан встал со своей лежанки и подошел к столу, на котором уже раскладывали свои гостинцы Патар с Ирло. Пухлый парень не без гордости вытащил из мешка семь крупных, ещё горячих лепешек, а следом за ним большой кружок брынзы, завернутой в тряпочку. Они достали с полки глиняные чаши и разлив в них вино выпили, закусив хлебом. Вино было слабым, сильно разбавленным водой и отдавало кислятиной, а вот лепешки как всегда были хороши. Все же Рего Даория был славным пекарем, хотя и скупым до неприличия. Но и Патар не оставался у него в долгу, время от времени прихватывая с собой что-нибудь ценное из лавки. Мицан вспомнил, как пару месяцев назад он утащил большой кувшин с маслом и пока искал, кому бы его продать, умудрился поскользнуться и облить себя с ног до головы, а потом три дня не показывался на глаза Даории.

Трое парней выпили ещё и съели по полоске сухой и пересоленной брынзы. Потом налили ещё.

Мицан поискал глазами Ярну, но ее нигде не было видно. Он совсем не заметил, как девочка успела уйти. Хотя, может она никуда и не уходила — временами девчушка могла забиться в какой-нибудь дальний уголок и сидеть там словно мышка.

Через пару часов, когда трое парней разделались с одним кувшином и бодро налегали на второй, из люка показались Киран и Амолла. Поздоровавшись с Патаром, они сели за стол. Киран тут же взял себе чашу, а Амолла отщипнул небольшой кусочек хлеба.

— Ну, рассказывайте что узнали, — улыбнулся друзьям Мицан.

— Узнали мы, если честно, немного, — голос Амоллы прозвучал мрачнее обычного. — С нами там особо никто и разговаривать то не хотел, мы ж тайлары.

— Но нам удалось подпоить одного косхайского грузчика, — заулыбался Киран,

— Ага, только тайларен он знал мало, а про Газрумару и того меньше, — его компаньон явно не разделял веселого настроя.

— И все же язык у него после второго кувшина неслабо так развязался.

— Ну, хоть что-то ценное он вам рассказал? — Мицан помрачнел. Он искренне надеялся, что парни упростят ему задачу.

— Смотря, что считать ценным, — Амолла налил себе вина, посмаковал его, а потом заел хлебом. — Грузчик болтал много и не всегда по делу, но из его слов мы поняли, что Газрумара почти весь день по гавани шляется. Ну там лавочников обирает, встречается с кем-нибудь, запугивает, или просто щеголяет важностью и страхом. А вот по вечерам он часто сидит со своими парнями в заведении «Новый Костагир». Там вроде как готовят такое особое блюдо, что-то вроде рыбного бульона с пряностями, в который кидают лапшу, овощи, мясо, гадость всякую морскую, орешки и ещё кучу всякого. Косхаи и белраи это чуть ли не каждый вечер едет, усевшись в кружок. У них это что-то вроде обязательного ритуала. Запамятовал, как называется…

— Парлабасата, — проговорил Киран.

— Что?

— Блюдо и ритуал так называются. Парлабасата.

— А, ну да, точно. Параба… Парсата… ну, это самое, в общем. Так вот, Газрумара и его люди обычай этот чтят и порою до самой полуночи из «Костагира» не выходят. Причем местечко, это, как я понял, довольно дорогое. Особенно по меркам гавани. Оно даже построено не из кирпичей и досок, как почти все там, а из обтесанного камня. Охрана у него хорошая, так что всякий сброд с улиц там не появляется, а главное — на входе там всех шманают, чтобы с оружием не заходили. Так что пока Газрумара внутри, он считай в крепости.

— Ещё что узнали?

— Ещё грузчик нам все уши прожужжал про то, как тут тяжело фальтам, и что большинство из них в нищете и бесправии живет. Работы у них мало или вообще нет, вулгры и прочие клаврины их постоянно бьют, а портовые сановники обирают до нитки при любом поводе. Ну а те из них, что хоть как то поднялись, никак не защищают и не помогают своим землякам. Вот, к примеру, носильщик с месяц назад решил просить Газрумару с работой ему помочь. Ничего особенного, так просто чтобы его на постоянку взяли в лавку или на склад какой. Увидел его на улице, бросился в ноги и давай молить. Но тот ему только под ребра сапогом дал и в лицо плюнул. И, говорят, у многих косхаев и прочих фальтов на Газрумару зуб есть. Кому в помощи отказал, кому дорогу перешел, кого без денег оставил, кого покалечил, а у кого родню или друзей прирезал. Так что не любят его в гавани ни свои, ни чужие.

— Охеренно важные сведения, — Мицан тяжело вздохнул. — Теперь мы знаем, что Газрумара — жадный ублюдок, который хер клал на своих соотечественников. Парни, я вроде посылал вас разузнать о его привычках, об окружении, о том, где он живет или хотя бы ночует часто, а вы возвращаетесь и пересказываете сопли всякого иностранного сброда. Эка невидаль — жизнь у них тяжелая. Тоже мне откровение. Будто бы у нас она сладкая, что медовая коврижка. Ну же, парни, напрягите память. Не верю я, что это все что вам удалось выведать!

— Ты прав, не все, — Киран подставил стакан и Мицан налил ему до краев. — Самое интересное я напоследок приберечь решил. Когда косхайский носильщик совсем напился, он нам рассказал об одной слабости бандита. Газрумара-то падок на молоденьких, едва-едва созревших девочек. Как видит таких — так сразу голову теряет. Особенно его манят те, что с фигуркой как у мальчика, а кожей побелее. Поэтому в гавани от него в основном вулгринки и прочие северные варварки страдают. Вот на днях, говорят, девчонку лет десяти от роду, оприходовал. Вулгрианку кажется, но не суть. Встретил он ее на каком-то дворе, зажал в углу и бросил на землю ситал. Она, дура такая, тут же за ними нагнулась, а он платье ей задрал, рот рукой зажал и давай свое дело делать, а когда ее мать выбежала, так он даже глазом не повел. Только пару монет ей в зубы сунул. И что ты думаешь? Эта баба ему потом ещё и в ноги кланялась и почаще заходить уговаривала. А вот девчонка, как говорят, умом тронулась. Сидит теперь целыми днями голышом на улице, в навозе палочкой ковыряется и мычит как корова. В общем мерзкое и дрянное место эти Аравенны. И люди там такие же живут.