Книга Самый умный в 6 «Б» - Людмила Матвеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А если я всем завидую! – отчаянно завопила она. – И ничего смешного!
Они опять хохотали от всей души. Скорее всего потому, что это была правда. И смешно, что Лидка проболталась, она же не хотела сообщать всем на свете, что такая завистливая.
Агата перестала танцевать и смотрела на Лидку. Несуразный человек. Когда над кем-нибудь смеются все сразу, человека становится жалко.
– Лидка, Экстрасенсиха зря не говорит – найдешь ты свою любовь.
– А вдруг врет Экстрасенсиха? – Лидка верна себе, она доверчивая только с мальчишкой, в которого влюбилась. Влюбится и через пять минут считает его самым лучшим и самым порядочным. А он не ценит ее высокую оценку и убегает прочь.
– Экстрасенсиха интеллигентная и продвинутая дама, – вдруг вступил в разговор Гриша, самый умный.
– Дама, дама, – Лидка горячо кидалась на любого, кто ей возражал, – а я лично интеллигентных не люблю. Слишком много о себе понимают. И моя мама считает, что простые люди из провинции проще и лучше. И я в этом с мамой согласна. Вот и мы с мамой простые, из провинции, между прочим. А интеллигенцию не любим.
– Люби, кого хочешь, – помрачнел Гриша, – но не хвались провинцией.
– Почему не похвалиться? У нас там были все друг с другом знакомы, а через одного – родственники.
– И спала ты на печке? – вдруг спросила Оля и поморгала простодушно ярко-голубыми глазами.
– При чем здесь печка? Печка еще какая-то, – Лидка не знала, как ответить Оле. Наверное, потому, что спала она в своем райцентре действительно на печке.
– Печка – это хорошо. Особенно для кота, – к ним подошла Клизма, она в сотый раз искала на бульваре кота Рыжика. – Я часто жалею, что в городской квартире нет печки для Рыжика, он спит на подушке или на батарее. Но этот однолюб опять сбежал! Не видели его?
Не успела математичка задать вопрос, как все закричали:
– Сбежал!
– Опять!
– У него поиск счастья! И он его находит!
– А ты, Князева, бестолковая лохушка! Мечешься не там, где надо!
– Не надо нападать друг на друга, – Клизма устало сказала, она долго искала Рыжика, а надежды было мало, – вы должны быть дружными. Дружный класс потом помнится всю жизнь, до глубокой старости.
– Глубокая старость не скоро, – смеялась Агата, – а не нападать как-то скучно. Правда, Леха?
Леха встрепенулся:
– Ага! Скучно.
– И не изменять скучновато, – ехидно сказала Лехе Оля. Она дружит с Агатой и поддерживает ее. Правда, больше она любит Агату, когда Агата с Лехой в ссоре. Тогда зависти нет, а просыпается сочувствие. Такое иногда бывает с подругами.
– Рыжик! Рыжик! Рыжик! – звала Клизма, двинувшись по дорожке Вечной радости. – Колбаска! Рыбка! Котлетка! – Она брела по бульвару, а из куста на нее весело глядели два глаза, похожих на незрелый крыжовник – зеленые в полоску. А рядом с крыжовниками еще два глаза выглядывали из куста – желтые и лукавые.
Появился на бульваре незнакомый парень – крепкий, ноги короткие, лицо завязано косынкой, видны лишь глаза.
– Скинхед, – догадались шестиклассники.
– Мочат всех подряд, – тихо сказал Сергей и обнял свою Варвару.
– А вдруг он согласится перевоспитаться? – вскрикнула Лидка и кинулась вдогонку за скинхедом.
– Отвали, – пробубнил он сквозь платок, – не преследуй, хуже будет. Ты что, совсем? Не видишь, кто я?
– А вдруг это любовь с первого взгляда? И у тебя, скин, тоже первый взгляд?
– Отвянь по-хорошему, – он ускорил шаг, – еще увижу – замочу.
– Не мочи! – Лидка не отставала. – От ненависти до любви один шаг, так пишут в журнале «Мотя»!
Но он ухитрился кинуть ей под ноги ледышку, она споткнулась, поскользнулась, растянулась на дорожке во весь рост. Когда поднялась, его уже не было. Его голос показался ей знакомым. Но где она его слышала? Когда? Вспомнить не удавалось. Лидка вернулась к своему шестому «Б».
– Настырная! Догнала?
– А он? Они же злобные!
– Скины только в банде смелые!
– Упрыгал, как кузнечик! Скажи спасибо, не замочил!
Лидка стала пищать:
– Он хороший! Просто попал в плохую компанию! Нарочно платочек на табло нацепил, а сам и не бандит вовсе!
– Надежда умирает последней, – Гриша иронически смотрел на нее, – ты всех своих горячо любимых забываешь быстро? Или всю жизнь помнишь?
– Кого как, – честно призналась Лидка, – а больше всех я любила одного.
– Кого? – заволновались девчонки. Любая сплетня интересна, особенно про Лидку.
– Прикол! Может, Богдана? Его не забудешь, он весь наш класс обокрал – мобильники, плееры, диски – все тогда уволок! Ворюга!
– Он просто пошутил! Но я не его больше всех любила!
– Сашу из вольной борьбы? Чемпиона?
– Или, может, Макарона? Худенький, жалеть надо – ты и жалела. А он сбежал на другой конец бульвара!
– Не его. Я больше всех привязалась к Виртуалу! Вот к кому! А он исчез, испарился, растворился!
– Вот как ты его достала, Лидка! – Надя-Сфинкс ни капли не жалеет Лидку. Наде кажется, что Лидка целится на всех мальчишек, готова любого отбить, а уж такого завидного парня, как Барбосов, тем более. И Надя-Сфинкс встала между Барбосовым и Лидкой Князевой и сказала. – А ты поищи Виртуала. Где-нибудь он скрывается, найди.
– Мы все его любили, – добавила Агата, – прикольный Виртуал.
Леха услышал только одно слово «любили» и засопел, как ревнивый тигр.
Экстрасенсиха шла обратно, накупила полную сумку мороженого, остановилась:
– Морозика не видели? Мы с Попкой хотели его встретить, а он не появляется.
– Похитили, – вдруг злобно рявкнула Лидка, – взрослые люди, пожилые вполне, а все ищут друг дружку! «Видели? Не видели?»
Экстрасенсиха не рассердилась, а задумчиво ответила:
– Старость? Она, Лида, не в цифрах. Можно и в двенадцать лет быть не молодой, а расчетливой теткой. Я ни на кого не намекаю. Знаете, дети, возраст – готовность идти. А если устал и стоишь на месте – стареешь не по дням, а по часам. И если не теряешь надежды – молодость при тебе.
По бульвару мчался Морозик:
– Экстрасенсиха! – Длинная красная шуба развевалась от скорости, под ней виднелись тренировочные брюки, вытянутые на коленях – домашняя одежда самых уютных мужчин.
– Я так рад, что вижу тебя, Экстрасенсиха! Беспокоюсь! Эсэмэсок отправил столько! А ты – без ответа!
– Беспокойся так, чтобы не беспокоить других. Иначе неинтеллигентно, – она говорила хмуро, а глаза повеселели – он нашелся.