Книга Перстень альвов. Кубок в источнике - Елизавета Дворецкая

– Ты с ума сошел! – ахнула Альдона, не столько из уверенности, что это невозможно, сколько из желания, чтобы это было невозможно. Имя Бергвида Черной Шкуры для нее означало только кровь, смерть и пожар, и она не могла даже мысленно впустить такой ужас в дом.

– Много он получит! – одновременно с ней запальчиво-негодующе крикнул Хлодвиг. – Мы никому не платим дани!

– Но он-то этого не знает! И всё надеется что-то с нас получить! Ему все платят!

– Отстань ты со своим Бергвидом! – сердилась Альдона. – Он у тебя с языка не сходит, ты прямо как будто в него влюблен!

– Скажешь! А кому это быть, как не ему! Кто еще может обойти наших троллей? Ему же помогает Дагейда, а эта девочка в Медном лесу что-нибудь да значит! Ей наших троллей обойти – раз плюнуть! Возьмет их за уши да раскидает в разные стороны! Раз плюнуть! Что ей их заклятья!

– Расплевался! Бергвида сейчас нет в Медном лесу, говорили же, что он ушел в море! Чтоб ему там утонуть!

– Он не утонет! – Бьёрн радостно засмеялся, будто переспорил сестру. – Его и Ньёрд любит! У него такой корабль, что…

– Ах, да замолчи ты! – В досаде Альдона сделала движение, будто хотела закрыть болтливому брату рот ладонью.

Лейкнир, стоявший в это время у него за спиной, вопросительно двинул бровями и знаками изобразил, как будто берет Бьёрна в руки и выбрасывает за дверь.

Бьёрн воспитывался у Лейкнирова отца, Асольва Непризнанного, вместе с Альдоной. С Лейкниром они, почти ровесники, всю жизнь были друзьями и соперниками. Взгляды на жизнь у легкомысленного Бьёрна и преданного Лейкнира сильно различались, а Бьёрн к тому же имел привычку поддразнивать Лейкнира его влюбленностью в Альдону. В спорах между братом и сестрой Лейкнир всегда принимал сторону Альдоны, которая вообще в его глазах не могла быть неправа.

– Ты меня замучил со своим Бергвидом! – продолжала она. – Иди к нему и целуйся с ним, раз уж он тебе так нравится! И чтобы глаза мои не видали ни тебя, ни его!

Бьёрн в ответ на упрек лишь снова засмеялся. Ее «напутствие» не слишком его огорчило: в глубине души он был вовсе не прочь присоединиться к прославленному воителю и морскому конунгу. Если бы не неприязнь, с давних пор жившая между Бергвидом и Вигмаром, Бьёрн, должно быть, уже давно испытал бы свою удачу в войске непризнанного конунга квиттов. Но Вигмар и слышать об этом не хотел, и Бьёрн пока решался восхищаться отвагой и удачливостью Бергвида только издалека.

– Что будет? Что теперь будет? Они нападут на нас? – жалобно спрашивала Ингилетта, вцепившись в локоть Эгиля и прижимаясь лбом к его плечу, будто хотела спрятаться.

– Не бойся, моя маленькая, ничего страшного не случится! – ласково утешал свою молодую жену Эгиль, поглаживая ее по белому покрывалу на затылке и делая вид, что сам в это верит.

В это время кто-то позвал его, и он ушел. Ингилетта проводила его отчаянным взглядом и снова начала:

– Альдона, что с нами будет?

– Да перестань ты стонать! – бросил Хлодвиг. – Обойдется!

– Но я боюсь! Они же хотят нас убить! И их так много!

– Нас тоже много. Мы сами их поубиваем! – подбодрил ее Вальгейр.

– А если они кого-нибудь из вас убьют? А если… – Глаза Ингилетты наполнились слезами. Мысль о том, что убитым может оказаться Эгиль, так поразила ее, что она не смогла договорить.

– Если убьют Эгиля, – к несчастью, Хлодвиг ее понял, – то ты имей в виду: я на такой плаксе не женюсь![12]

Ингилетта разрыдалась, и Альдона стала ее утешать. Ее взгляд, брошенный на Хлодвига, так и говорил: ну, что ты привязался к ребенку?

Самой Альдоне тоже было невесело, но она старалась держать себя в руках и не выказывать страха. Она верила в способность отца защитить дом, но сама мысль о врагах поблизости вызывала у нее дрожь. В детстве она слышала от матери рассказы о первом времени их жизни на Золотом озере, когда сюда приходили фьялли, и ей совсем не хотелось пережить нечто подобное самой. Братья и другие дети усадьбы любили играть на том склоне Битвенной горы, поросшей сосняком, где Вигмар с дружиной сражался против фьяллей, но Альдоне не нравилось это место. Подумать жутко: один удар, один выпад фьялльского меча – и Вигмара бы не стало, и Рагна-Гейда осталась бы вдовой на другой же день после свадьбы, и все их дети не родились бы…

Как всегда в волнении, Альдона вспомнила мать. Та была бы встревожена еще сильнее – она-то знала, что такое враги у порога дома! Хорошо, что она не успела этого увидеть снова… Но как ее сейчас не хватает! Альдона почувствовала слезы под ресницами и беспокойно моргнула, надеясь загнать их обратно, пока никто не увидел. Если бы мать осталась в живых, насколько спокойнее сейчас было бы! Конечно, она не боец, но без нее Альдоне все время казалось, что в доме не хватает одной стены. Со времени ее смерти прошло уже два года, Альдона привыкла к потере, но не смирилась с ней. Смерть матери вырвала огромный кусок из ее жизни, оставила пустоту, которую ничем невозможно было заполнить, дыру, края которой никак не стягивались и в которую все время дуло.

Утешая Ингилетту, Альдона сжимала в пальцах серебряную уточку, висевшую на цепочке между наплечных застежек. Эту уточку подарила ей мать, давным-давно, когда ей было лет пять, не больше. Ей мерещилось, что мать смотрит на нее откуда-то сверху, и она сжимала в пальцах твердую серебряную фигурку, как теплую руку той, что от нее ушла.

Стемнело, и ночь прошла в ожидании. Передовой отряд под предводительством Эгиля ушел навстречу врагу: Вигмар велел им не показываться, а только следить и посылать вести. Все были готовы к чему угодно, взволнованы и возбуждены, затянувшееся ожидание мучило. Женщины и прочие неспособные к битве сидели в домах, мужчины с оружием наготове стояли, сидели, ходили во дворе и на пустыре перед усадьбой, поскольку внутри всем не хватало места, и все время ждали: вот-вот Эгиль подаст весть, что враг близок, и Вигмар сам поведет их в бой.

– Мы узнаем, что за гость явился к нам! – приговаривал Вигмар, стараясь спокойным звуком своего голоса внушить всем убеждение, что вожак с ними и беспокоиться не о чем. – И если у него дурные намерения, то мы навсегда его отучим к нам ходить.

А мимоходом, среди прочего, Вигмар думал и о том, сколько веселого позора их ожидает, если это все-таки морок и они так торжественно и пышно приготовились к встрече собственного овечьего стада.

Перед рассветом вести действительно пришли, но не такие, как ожидалось. Давясь от смеха, Ульвиг, присланный Эгилем, пересказал нечто невероятное: матушка Блоса верхом на своем олене сама выехала навстречу врагу, вступила в бой и одержала решительную победу над двергом, который служил пришельцам проводником. И теперь они сидят на перевале у Овечьего родника и явно не знают, что делать дальше!