Книга Продажная любовь - Джулия Джеймс

— Сюрприз, — ответил Никос. Сюрпризом оказался очередной парк с аттракционами.

Это время было для Энн невероятно счастливым, нереально счастливым. Два самых дорогих существа на свете рядом с ней. Восторг днем, упоение, чудо, которому даже нет названия, — ночью. Только иногда не удавалось подавить щемящую мысль. Страшную и жуткую — еще день, и…

И вторую… Никто, никакой мужчина не займет для нее место Никоса. А она для него всего лишь очередная женщина…

Было чудесно. Иногда она забывалась, ей казалось, что они семья…

Трудно поверить, что это временно, иллюзорно.

Но когда на следующее утро Никос объявил за завтраком, что они проведут уик-энд в Нормандии, ее настроение сразу поднялось.

Он забронировал номера в элегантном отеле у моря. Дни они проводили на бесконечных песчаных пляжах с Ари, ночи на двухместной кровати, а Ари крепко спал в смежной комнате.

Как-то утром, когда они неспешно завтракали в номере, а Ари в соседней комнате смотрел мультики, Никос заговорил:

— Вот и пришел конец нашим маленьким каникулам, надо возвращаться.

Так-то. Она — в Лондон. Никос и Ари — в Грецию. Переживать это хуже, чем представлять. Как будто в нее вонзили нож. И кровь стучит в ушах.

Но она сумела держать себя в руках. Он говорил еще:

— Я хочу, чтобы ты поехала с нами. Пусть твой дом будет на Соспирисе.

Она молча смотрела на него. Он криво улыбнулся:

— После всех гадостей, которые я наговорил о тебе и о твоей сестре, тебе трудно сказать «да». Но сейчас все иначе. Это идеальное решение. Смотри: ты будешь с Ари, а он с тобой. У тебя прекрасные отношения с мамой и Эфимией, они непрерывно восторгаются тобой. И главное — мы будем вместе! — Его глаза радостно светились.

Она ждала, что в ней все всколыхнется от счастья. Не случилось. Наоборот, по коже прошла холодная дрожь. Как со стороны, она с удивлением услышала собственные слова:

— Я не могу вернуться на Соспирис.

— Что?!

— Я не могу вернуться на Соспирис.

Слова звучали кратко и невыразительно. В этот момент мужчина перед ней был не ее любовник Никос, не человек ее последних ночей, а Никос Теакис, которому никто не говорит слова «нет».

Она сделала глубокий вдох:

— У меня есть собственная жизнь.

У него окаменело лицо.

— Это было для тебя краткое развлечение, так?

— А что еще, Никос? Праздник, блестящий, сверкающий, но он сейчас закончился.

Даже когда она произносила это, все внутри протестовало и кричало! Не говори так! Не отвергай его предложения! Схвати его и держи крепко, обеими руками!

Но, но…

Если я вернусь на Соспирис сейчас, это будет означать для меня одну-единственную судьбу.

Я влюблюсь в него — это и сейчас почти так, я и сейчас чувствую его власть над собой. Но для него я одна из многих. Однажды он потеряет ко мне интерес. Ари же станет подростком, будет жить собственной жизнью… А я буду свидетелем новых увлечений Никоса…

Нет, сейчас страшно плохо и больно, но такая судьба — непереносима. Я должна остановить это безумие.

— А Ари? Уйдешь от него?

— Это к лучшему. Я не уйду из его жизни. Смогу приезжать или мы встретимся где-нибудь.

— Тогда больше не о чем говорить. Но скажи ему сама. Мне придется вытирать ему слезки, когда он будет плакать после того, как ты от него уедешь, — зло сказал Никос.

Говорить Ари было очень трудно. И утирать слезы пришлось ей, потому что он тут же расплакался.

— Я обязательно приеду к тебе, мой малыш. Ты же знаешь, и йа-йа говорила. Скоро приедешь домой, а там уже будет Тина. Ты ей все расскажешь про свои восхитительные, чудесные каникулы.

— Я хочу тебя и Тину тоже, — не соглашался Ари.

Когда ее самолет приземлялся в Хитроу, она поняла, что сбежала слишком поздно. Она не стояла на краю пропасти. Она уже летела, глубже и глубже.

— Дядя Никки, когда тетушка Энни вернется? — жалобный голосок задел Никоса за живое.

— Не скоро. Но… — он постарался говорить веселее, — у меня для тебя хорошие новости. Тина вернется к тебе. Она будет приезжать из Махоса к завтраку каждый день, а вечером уезжать. Мария будет тебя укладывать спать, а целый день ты станешь проводить с Тиной.

— Я хочу тетушку Энни тоже, — уныло сказал Ари.

— Ее у нас нет.

Нет. Ее нет ни для Ари, ни для него. При любом упоминании о ней ему становилось очень тоскливо. Вилла казалась опустевшей, хотя все ее обитатели были на месте: Ари, мама, Эфимия, весь персонал дома.

Очень, очень хотелось, чтобы Энн была здесь, просто была.

Она только сообщила миссис Теакис, что добралась хорошо.

Почему она ушла от меня? Почему?

Нам было так хорошо вдвоем! Черт возьми, больше, чем хорошо, мы были…

Эти мысли не покидали его, не давали спать, мучили…

Она говорила, что любит Ари, и оставила его в слезах. Что же это за любовь? Никакой любви. Ари ничего не значит для нее.

Как и я.

Работа — единственное, чем он мог заниматься. Это хотя бы немного отвлекало. Вот почему через пять дней после возвращения на Соспирис он решил поехать в Афины.

Его мать спокойно отнеслась к его отъезду, так же, как и спокойно воспринимала то, что Энн не вернулась на Соспирис. Его раздражало это спокойствие.

— Я просил Энн приехать сюда и жить здесь. Чтобы здесь был ее дом. Она отказалась.

— Да? — подняла брови София.

— Я думал, она обрадуется. Она же так предана Ари. Во всяком случае, на словах.

— У нее собственная жизнь, — спокойно сказала мать.

— Она могла бы и здесь иметь собственную жизнь. И я бы мог… — он резко замолчал.

— Возможно, ты не очень… не слишком любезно приглашал? — мягко предположила мать.

— Я сказал, что это идеальное решение. Идеальное для нее, для Ари, для м… — он снова смолк.

— Никки, родной, ведь для нее это очень непросто. Если бы она стала жить с нами и здесь был бы ее дом, ей пришлось бы не только отказаться от собственной жизни, но и серьезно подумать, что ее ждет в будущем. Это же не каникулы — это целая жизнь. Годы и годы. К тому же, чем дольше Энн проживет здесь, тем больше Ари будет чувствовать потерю, если она решит уехать.

— Она вовсе не должна уезжать! Она может здесь жить, — упрямо сказал Никос.

— В качестве кого, Никки? В качестве моей постоянной гостьи?

— Нет. Моей… — он в очередной раз осекся. Некоторое время мать и сын молча смотрели друг на друга.